Вот тупо же, зачем было гнобить Родченков и Наппельбаумов? Известней первого никого изрусских фотографов на мировом уровне не найти, а лучше второго никто лучше эту шелупонь не снимал.
Ты цитируй полностью, а не только то что тебе нравится.
М.С. Наппельбаум
Родился в Минске в 1869 году. В 1884 году поступил учеником в фотоателье «Боретти». В 1888 году покинул Минск и странствовал по России и другим странам. Побывал в Смоленске, Москве, Варшаве, Вильнюсе, Евпатории. Во время пребывания в Америке, работал в Нью-Йорке, Филадельфии, Питсбурге.
В 1895 году вернулся в Минск и открыл павильон портретной фотографии. В 1910 году переезжает в Петербург и сотрудничает с журналом «Солнце России». В Москве ателье Наппельбаума размещалось в доме Анненковых на углу Петровки и Кузнецкого Моста. В январе 1918 года делает превосходный портрет Ленина — один из лучших в фотографической Лениниане. В те же годы сделал ряд портретов соратников Ленина. Среди них особо удачные Ф.Дзержинского, Вацлава Воровского, Луначарского и других. В 1919 году при поддержке Якова Свердлова организует при ВЦИКе — первую государственную фотографию. В 20-30 годы фотографирует выдающихся людей страны: артистов, писателей, художников, ученых.
Про черту оседлости поинтересуйся, станет понятно(хотя, навряд) почему кому-то было можно, а кому-то нельзя и кому в итоге дали красные, а у кого взяли.
Я тоже думал, что чувак был обласкан при советах, а потом случайно наткнулся на воспоминания одного ательешного фотографа, у которого он получил приют в один из "сложных" моментов.
"А другие негативы «исчезали» у него постоянно. Ведь он фотографировал и Троцкого, и Зиновьева, и Радека и вообще всех-всех. Хранение подобных негативов было эквивалентно контрреволюции, и многие из этих исторических фотографий уже не восстановить.
К слову сказать, пропал и почти весь дореволюционный архив. А как интересно было бы сравнить лица России «до» и «после». Что же касается его отношения к сталинской эпохе, то сейчас трудно себе представить, «как было на самом деле». Когда идет очень сильный дождь, никто не жалуется на него, – даже если этот дождь кровавый, – а думает, как бы ему не промокнуть. В те времена одним из способов не промокнуть было как можно меньше говорить на тему дождя – первый урок, преподанный мне в семье. Дед не меньше других знал, в какое время он живет и что с любым может случиться всякое. Но мне кажется, он верил, что к нему это относится меньше, чем к другим. И похоже, за этим что-то было. Скажем, уже после войны его позвали снимать Молотова на правительственной даче. Возвращаясь, он зачем-то решил занять себя беседой с молотовским шофером и мимоходом обронил, что-де, мол, удивительное дело, как такой глупый человек мог стать премьер-министром. После этого его уже никогда не приглашали снимать членов Политбюро. Но по тем временам это был абсолютный пустяк.
Были и другие случаи, приводившие всю семью в трепет, но сходившие ему с рук. Думаю, тут не обошлось без самого Иосифа Виссарионовича. Было несколько случаев, когда один только Сталин мог дать обратный ход. Хотя бы та же история с Молотовым. Несомненно, Сталин ценил деда за сделанную им фотографию. Насколько я знаю, дед фотографировал вождя, когда тот даже не был наркомом, но по фотографии уже видно было, что с этим человеком лучше не связываться. Должно быть, таким Сталин себе и нравился, и дед вольно или невольно угодил ему."
Не зря я отметил "исчезновение дореволюционного архива". Трудно понять, что такое для фотографа его архив.
Примерно так же выркутили руки Максиму Дмитриеву.
«Председателю Исполнительного Комитета
Горьковской области
товарищу Юлию Моисеевичу Кагановичу
от фотографа
Дмитриева Максима Петровича
г.Горький, 6-я линия, д. 22.
Глубокоуважаемый Юлий Моисеевич! Обращаюсь к Вам за защитой моих авторских прав фотографа-этнографа. Свою трудовую жизнь я начал с 9-летнего возраста. Пройдя тяжелый путь «мальчика», я был отдан матерью в ученики в одну из московских фотографий. Это и определило мой жизненный путь фотографа-этнографа и краеведа. Не имея и дня отдыха, я в течение почти 60 лет фиксировал жизнь, отмечая природу, быт и события Горьковского края и всей Волги. В каждом музее нашего Союза Вы найдете мои фотографии. Я не считаю нужным перечислять свои работы, ибо важнейшие из них указаны в прилагаемом при моем письме журнале «Фотограф» на стр. 104. Мой фотоархив состоит из несколько тысяч негативов и обнимает: всю Волгу от истока до Астрахани, буквально все строительство нашего края, как до, так и после революционного периода, по моим фотографиям можно легко проследить всю жизнь края за полувековой период с 1886 года по 1932 год.
Общественность оценила мою работу, и в 1927 году в день 50-летия моей работы ряд общественных организаций и Государственных отметили мою деятельность. В 1929 году я передал свои фотографии в Деткомиссию, оставшись в ней в качестве руководителя художественной частью и фотографа. Мой архив я передал во временное пользование Деткомиссии. Преклонный возраст (мне 79 лет) и слабое состояние здоровья заставили меня оставить работу руководителя, и я решил заняться чисто архивно-этнографической работой при помощи моего фотоархива. С этой целью я в 1933 году приступил к перевозке архива из фотографии Д. Т. К. к себе на квартиру.
Однако этому воспрепятствовал Председатель Крайархбюро т. Монахов и изъял из моего архива около 7000 негативов, сделав это изъятие вопреки моего согласия и ничего мне за негативы не уплатив.
Изъятыми негативами оказались:
1) Снимки революционного движения и революционных деятелей – 200 шт.
2) Виды Волги – 4000 шт.
3) Виды заводов и строительства – 800 шт.
4) Памятники старины – 100 шт.
5) Виды города Горького – 800 шт.
6) Типы народностей – 100 шт.
Такое огульное изъятие противоречит нашему законодательству, ибо согласно инструкции Центроархива хранению в Арх-бюро подлежат лишь снимки, имеющие историко-революционное значение, изображающие моменты революционной борьбы.
Таким незаконным изъятием т. Монахов лишил меня возможности продолжать мою полезную работу этнографа-краеведа, а также и единственного источника к существованию. Имея в своем распоряжении архив, я мог бы выполнять многочисленные заказы краеведческих организаций и выставок по отпечатыванию снимков, а, следовательно, получал бы материальное вознаграждение.
Кроме того, эта работа удовлетворяла бы меня и морально, т. к. я имел бы возможность продолжать общественно полезную работу, пользуясь трудами всей моей жизни. Негативы от т. Монахова сложены в Старом Соборе в Кремле, судьба их мне неизвестна, и меня, автора их, не только лишили права ими пользоваться, но вообще в здание архива не допускают.
Меня крайне обижает такое несправедливое ко мне отношение и полагаю, что своим трудом я заслужил более чуткое внимание, тем более что пользу стране я принес не только как фотоработник, но и как гражданин. Из копии прилагаемой при сем письма А. М. Горького Вы увидите мое не безразличное отношение к революционному движению. Моя просьба к Вам, уважаемый Юлий Моисеевич, состоит в том, чтобы Вы оказали мне содействие к возврату незаконно отобранных у меня негативов, если же Вы полагаете, что негативы эти необходимы Государству, то я, не возражая против их хранения в Архиве-бюро, ходатайствую о назначении мне пенсии, с помощью которой я мог бы безбедно прожить остаток лет...»
Ни хрена старику не вернули, перегиб не остался не отогнут взад и умер старик Дмитриев бедно...
Тема закрыта
