1185 ответов в теме

[sergo024]

Дело было зимой в тaйге. Бригaдa лесорубов по случaю окончaния вырубки учaсткa зaкaтилa сaбaнтуйчик, который хоть изнaчaльно и не плaнировaлся, но грозил перерaсти в великую пьянку, a нa следующий день нужно было передислоцировaться нa следующий учaсток нa рaсстоянии около 5 км.
Тaк вот. Вечер близок, темнеет, водитель тягaчa - мужик здоровый и, в принципе, трезвый. Поскольку все было собрaно и уложено, то он прикинул, что если прицепить вaгончик к тягaчу, не отвлекaя коллектив от прaздненствa, то можно сэкономить время. Цепляет он тросaми вaгончик, блокирует дверь нa случaй, чтобы кто-нибудь не вышел покурить в процессе перемещения, зaводит тягaч, трогaет и вперед, изредкa поглядывaя в зеркaло зaднего видa нa чьи-то руки, мaшущие ему из окошкa, воспринимaя это кaк комaнду "быстрей". Приезжaет нa предполaгaемое место, глушит дизель, подходит к вaгончику. Песен уже не слышно, только стоны и тихий мaт. Открывaет дверь, нa него ненaвидящими глaзaми смотрят aбсолютно трезвые мужики, смaхивaя пот и сплевывaя сквозь зубы.
Окaзывaется, в момент, когдa тягaч сдвинул с местa вaгон, примерзшее дно оторвaлось, и мужики 5 км бежaли по снегу внутри вaгончикa.

[ProVIZOR]

Сочинения 11-классников, участвовавших в российской олимпиаде по искусству. Нужно было написать эссе по картине.

http://zdrava.livejo....com/55395.html

[Стас]

Мат!!!

Spoiler

Первоапрельский дуплет

В этом году я никого не развел первого апреля, и меня не развели – скучный день получился. Но был один день… впрочем, по – порядку.
Дело было после известного российского дефолта 1998 года. Украину дефолт зацепил краем, но зацепил. Кое-кто из богатых стал бедным, кое-кто из бедных стал нищим, и все притихли.
Не помню, где прочитал совет – «Когда все продают – покупай!»
И я рискнул всем и под суматоху выкупил у города магазин. Сейчас бы не дали, куда там… Сталинское здание, потолки 6 метров, окна-двери 4 метра, колоны, лепка, но тогда получилось, спасибо дорогим россиянам.
Вместе с этими архитектурными излишествами достался мне и коллектив продавцов – всем за 50 лет, всю жизнь в этом магазине проработали, называют себя по старой памяти «девочки».

Одна из т.н. «девочек», чуть помоложе правда, ныне мой заместитель, Валентина Федоровна, успела послужить в армии, причем за границей, побыть комсоргом, стать директором в бозе-почившего торга, может легко выпить стакан водки, запить пивом и разборчиво и четко послать на член любого того заслуживающего.

При магазине, кроме офиса, в цокольном этаже есть мощные, но бестолковые, подсобные помещения. До них руки тогда еще не дошли, стояла кое-какая неплохая мебель, и любила моя заместитель туда нырнуть по старой памяти, покурить всласть. Кроме того, там удобно было принять людей из исполкома, прокуратуры и прочих налоговых. Отдельный выход, хули…

И вот прихожу я на работу 1 апреля, ночной охранник рапортует мол, все в порядке, и тут, прямо в торговом зале, разбегается ко мне мой боевой зам Валя и рассказывает, что, звонили из прокуратуры, интересуются документами по приватизации, налоговая назначила внеплановую проверку и вообще у меня вся спина белая. И ждет, предвкушая.

На что я делаю озабоченное лицо, говорю, что все решим, но вот незадача, где их будем принимать? Поскольку кто-то курил в подсобке, бросил окурок в диван, он загорелся, охранник всю ночь тушил, но все выгорело к бениной матери, кроме окурочка с красной помадой (С), который ищут пожарники для генетической экспертизы слюны, однако охранник окурок заныкал для своих целей.

И смотрю на реакцию. И вижу, что служба в боевом полку и боевом отряде КПСС не способствуют развитию интеллектуальной мощи индивидуума. Поскольку Валя меняется в лице – рыльце, значит в пушку – сломя голову несется за охранником, и начинает его о чем-то расспрашивать, мощно, но растерянно жестикулируя.

Охранник этот отслужил в морпехах в Крыму, на дешевые понты не ведется, слушает внимательно, потом что-то говорит, и от этих слов бедная Валя оседает жопой на ювелирную витрину. От чего включается сигнализация снаружи и внутри воет сирена, моргают лампочки и наше счастье, что по случаю начала работы от центрального пульта мы отключились. А то пригнала бы ещё тревожная группа с калашами и собаками.

На всю суматоху в магазин ломанулись бабки с троллейбусной остановки, повылазили из отделов продавцы, и тут охранник выключает сигнализацию и негромко поздравляет бедную Валю с первым апреля. Секунду стоит мертвая тишина и в этой тишине раздается четкий и весьма экспансивно высказанный ответ - «БЛЯДЬ!»



После чего Валентина Федоровна сконфужено возвращается ко мне со словами, «Шеф, я просто хуею….» и я вполне удовлетворенный началом дня ухожу в свой кабинет.



Но это не все, я ж говорил дуплет.



В магазине было свободное место, и я сдал его в аренду одному другу. Он загнал бригаду долбоёбов собирать торговое оборудование, а сам укатил в горы на остатки снега.

Оборудование высший класс, сплошной хай-тек, полированное стекло, нержавеющие трубы. В финале долбоёбы монтируют высокие стойки с тросовой системой, на которой должны висеть прожектора и тут до них доходит, что все подводы электричества они закрыли. Поэтому прожектора они не ставят, а ждут от шефа решения – разбирать, тянуть времянку или член его знает что делать. А шеф их, как упоминалось, в отъезде. Отдел сверкает, но стоит без движения.

Проходит часок после эскапады Валентины Федоровны, я обсуждаю мелкий вопрос с продавцами, и они между делом интересуются назначением сверкающей трапеции в новом отделе и почему это отдел не открывается да сих пор?

Тут я им сообщаю, что на трапеции будет зависать обезьяна породы горилла, с целью рекламы и вытягивания счастливых билетиков для вконец оборзевших покупателей и от того прямая выгода. Поскольку в первых нам реклама бесплатно, а во вторых горилла будет ночевать в магазине, поэтому охранник не нужен.

Поскольку она, горилла, обладает первобытной мощью и только конченый отморозок сунется против гориллы врукопашную. А не открывается отдел по причине задержки с дрессировкой той самой гориллы в киевском зоопарке.




Нужно сказать, что за полгода продавцы увидели столько инноваций, сколько не видели за всю прошедшую жизнь. Всякие рекламные акции и воздушные шары, дисконтные карты и клоуны-зазывалы. Поэтому в гориллу они верят сразу, но робко интересуются насчет туалета. Я им объясняю, что с туалетом как раз все тип-топ, этому её в зоопарке и учат, будет ходить, как все, но только один раз в день.

Как говорил Геббельс, чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят.

После чего я отправляюсь на рабочее место советоваться с калькулятором насчет денег, поскольку их обидно мало, но вместо плодотворного диалога принимаюсь черно завидовать своему другу, прожигающему жизнь то ли на Чегете, то ли в Кировске.

И тут в кабинет втягивается изрядно заведенный весь состав моих наследных учредителей во главе с профоргом. Профоргом была тогда некая старая курва, прожженная торговка в самом жестоком смысле этого слова.

В смутные времена она пробивала передачу магазина своему зятю, рекламируя его коллективу как образец порядочности и символ коммерческого гения. И почти в том преуспела. Но символ гения проигрался в казино, поставил жене - и за дело! – бланш под глаз, а тещу публично назвал старой больной на голову блядью. Что однозначно выдает в нем человека решительного и проницательного. Позиции старой курвы в коллективе пошатнулись, и тут она решила взять реванш на обезьяне.



С места в карьер она принялась нагнетать обстановку, особо уповая на то, что срать в один унитаз с гориллой ни она, ни весь остальной коллектив не собирается, а если уж горилла так необходима, то пусть она, горилла, серет в директорском сортире. И этот факт немедленно нужно оформить протоколом учредителей, а там посмотрим.



Я вежливо выслушиваю, и в исключительно в парламентских выражениях соглашаюсь с основными доводами уважаемого профорга, выражаю готовность заменить крупную гориллу на мартышку мужского пола, тут добавляю доверительности в голос – антр ну, разумеется - сообщаю профорганизации, что за мартышкой числятся многочисленные факты онанирования на лиц женского пола.



Старая курва переваривает несколько секунд незнакомое слово «онанирование», наконец транслирует в привычный термин и с драматическим понижением голоса вопрошает: «Это что? Эта красножопая сволочь на меня будет дрочить???»

Я уточняю, что «конкретно на вас вряд ли, но исключить нельзя».

Тут подымается черный ор, в том смысле что на старую курву может мужики и дрочили всю жизнь, в том числе и зам секретаря горкома по идеологии, но такого циничного дроча она не допускала и не допустит!

Тогда, говорю, необходимо оформить решение общего собрания, прошу Валентину Федоровну подготовить проект протокола, первый пункт повестки дня «Об отказе от использования в рекламных акциях человекообразных».

Валентина Федоровна в наступившей тяжелой тишине привычно набрасывает проект, и тут я уточняю – «Дату не забудьте».

Далее вы догадались… снова ёмко звучит слово «БЛЯДЬ!», покрываемое общим истеричным хохотом.

Старая курва ещё попила кровь у меня, однако все же уволилась на член.

(с) Бенц

[KPavelA]

Крестный ход
В далекие приснопамятные времена, когда попы ещё работали на совесть, а не на прибыль, все очень любили ходить смотреть на крестный ход. Особенно молодежь. Это было такое развлечение, неформальное молодежное культурно-массовое мероприятие. Мероприятие это партией и правительством не особо поощрялось, а даже наоборот, порицалось. И если в обычные дни церковь была отделена от государства просто забором, то на крестный ход она огораживалась ещё и усиленными патрулями милиции. Милиция, с одной стороны, охраняла верующих от посягательства пьяных дебоширов, а с другой - оберегала слабые души нетрезвых чаще всего атеистов от соблазна падения в пучину мракобесия и православия (что с точки зрения партии и правительства было в принципе одно и то же).

Шел нескучный восемдесят шестой, погоды стояли отличные, мы отработали вторую смену, выкатились за проходную, и Саня сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Саня был товарищ авторитетный.
Кроме того, что в свои неполные тридцать он был наставником, рационализатором, и секретарем комсомольской организации цеха, он был ещё жутким прощелыгой. Я уже рассказывал, как он вынес с завода для личных нужд несколько упаковок керамической плитки на глазах у ВОХРы? Нет? Ну, в двух словах.

В бытовой зоне цеха, там где раздевалки и душевые, администрация решила сделать ремонт. Завезли материалы, потом ремонт перенесли на лето, а упаковки плитки, предназначенной для облицовки туалетных комнат, так и остались лежать в углу раздевалки. Никто не парился за сохранность. Система безопасности номерного предприятия была такой, что без присмотра можно было оставить не то что плитку, золотые слитки. О том, что бы вынести за территорию хоть коробку нечего было и думать. Так они и пылилась в углу, притягивая нескромные взоры любителей дефицитной керамики. Как говорится, близок локоток, да не укусишь.

Однако Саня носил звание рационализатора не за красивые глаза. Кроме кучи авторских свидетельств он имел самое главное, - светлую голову.
Он быстро смекнул, что если вынести упаковку не представляется возможным, то вынести пару плиток особого труда не составит.
Так он и поступил.
И в течение нескольких месяцев каждый день выносил с территории завода по две плитки.
В маленькой аккуратной сумочке для документов, нелестно именуемой в народе "пидерка", а десять лет спустя получившей вторую жизнь и невероятну популярность под названием "барсетка".
Так вот. В конце каждой смены Саня брал две плитки, вкладывал их между страниц свежей "Комсомолки", "Комсомолку" клал в барсетку, барсетку вешал на руку, и весело помахивая ею, как ни в чем ни бывало шагал на проходную.
Расчет был безупречен. ВОХРа могла проверить сумку, обшмонать карманы, и даже отвести в комнату охраны для личного досмотра. Но заглядывать в примелькавшийся всем и каждому "кошелёк на верёвочке"? Да к тому же болтающийся на запястье человека, чей портрет с незапамятных времён украшал заводскую доску почета? Да никому такое и в голову прийти не могло.
Тем более что Саня при каждом удобном случае старался продемонстрировать содержимое. Он на ходу расстегивал сумочку, раскрывал её сколько позволяла молния, предъявлял охраннику, и весело говорил.
- Всё своё ношу с собой! А чужога - не ношу!
- Да ну тебя! - лениво отмахивалась охрана, отводя глаза от этого весьма в те годы непопулярного мужского акессуара с непристойным названием.

Охранник охраннику рознь. Есть нормальные. А есть такие, которых тихо ненавидит и побаивается весь завод. Подозрительные и въедливые, не признающие авторитетов, они готовые ошмонать с ног до головы любого, от уборщицы до директора. Был такой и у нас. Саня его не то что бы побаивался, но опасался. Пока не нашел решение и этой проблемы.
Мы шли мимо, Саня как обычно хотел показать содержимое своей барсетки, когда тот недовольно буркнул "Что ты тычешь в меня своим портсигаром?"
Саня остановился, с недоумением поглядел на вохру, и наливаясь праведным гневом выплюнул ему в лицо к удовольствию скопившегося у табельной работного люда.
- Я тычу?! Я не тычу, понял?! Я предъявляю к осмотру! Так написано в Правилах! Правила висят вон там и там! А если вы забыли, так идите и читайте! Мало ли, что у меня в сумочке ничего нет! Я наставник, и должен подавать пример. А какой пример подаёте вы? Глядя на ваше наплевательское отношение к своим обязанностям вот он к примеру (тут Саня неожиданно ткнул в меня обличительным пальцем) завтра возьмёт, и сунет в карман сверло или плашку. И вы его поймаете за руку! И испортите человеку жизнь! А по сути кто виноват? Да вы и виноваты! Своим поведением провоцируя его на преступление!
Через несколько дней в заводской многотиражке вышла большая статья, в которой Саня был представлен отчаянным борцом за сохранность социалистической собственности, а ненавистная ВОХРа - формалистами и бездельниками, мимо которых готовые "изделия" можно носить вагонами, а за ржавый шуруп сесть в тюрьму. После этого въедливый охранник перестал Саню замечать совсем. Принципиально. Демонстративно поворачиваясь при его появлении спиной.

От безнаказанности Саня борзел, но удивительно, ему всё сходило с рук.
Однажды мы шли со смены, и он традиционно ткнул открытой барсеткой в нос охраннику, когда тот неожиданно сказал.
- Сань, оставил бы газетку почитать!
И добавил.
- Там сегодня говорят статья про наш завод.
У меня ёкнуло под ложечкой.
Саня же ни секунды не мешкая озабоченно нахмурился, посмотрел на охранника, и сказал.
- Не вопрос! Политинформацию завтра в бригаде тоже ты будешь проводить?
- Ну, извини! - буркнул тот, и смутился. Откуда вохре было знать, что никаких политинформаций в цеху отродясь не бывало?
"Ну, артист!" - подумал я и мысленно перекрестился. А Саня сделав пару шагов вернулся, вытащил газету, и протянул охраннику.
- На! А то будешь потом говорить - Сашка жлоб, газету пожалел.
- Не-не-не! - замахал рукой тот.
- Бери-бери! - широко улыбаясь, сказал Саня, - Я в обед ещё всю прочитал. Статья и правда интересная.
И всучив охраннику газету, взял открытую барсетку за дно и потряс у него перед носом. Демонстрируя что там больше ничего нет.
"Фокусник, ёмаё!" - подумал я зло и восхищенно. Зная, что у самого никогда так не получится. Не хватит ни наглости, ни смелости, ни выдержки. Ни удачи. Ни ума.
Вот такой был этот Саня, наставник, комсорг, и пройдоха каких свет не видывал.

Рабочая суббота выпала на канун Пасхи. У кого был день рожденья, я уже не помню. Дни рожденья в бригаде, как бы они ни случались, всегда отмечались в последний день вечерней недели. Тихо, спокойно, начальства нет, завтра выходной. За час до конца смены гасили станки, прибирались, и садились где нибудь в тихом укромном уголке. Так было и тот раз. Посидели, выпили, закусили крашеными яйцами, собрались, и ровно по звонку были у табельной. Потом вышли за ворота проходной, где в ряд стояли разгонные "Икарусы", и Саня неожиданно сказал.
- Пацаны! А айда на крестный ход!?

Если б мы знали, чем всё это закончится, и сами б не поехали, и Саню отговорили. Но в тот момент нам это показалось весьма оригинальным продолжением пасхального вечера.
Менты нас приняли практически сразу. Может быть у них был план. Может просто восемьдесят шестой, разгар лютой борьбы за трезвость. В машине, когда мы подавленно молчали, понимая, чем может быть чревата наша ночная прогулка, Саня неожиданно сказал.
- Пацаны. Валите всё на меня.
Это было странно и неправильно. С нас, простых токарей, кроме оков и тринадцатой зарплаты взять было в принципе нечего. Другое дело Саня.
Но поговорить нам особо не дали. В результате в объяснительной каждый написал какую-то чушь, и только Саня изложил всё с чувством, с толком, с расстановкой. Он написал, что после окончания смены вся бригада по его инициативе направилась к церкви для проведения разъяснительной работы среди молодежи о тлетворном влиянии религиозной пропаганды на неокрепшие умы.
Однако в этот раз удача от него отвернулась. Все отделались лёгким испугом, а ему прилетело по полной.
Сняли с доски почета, отобрали наставничество, и как итог - турнули с должности секретаря и вышибли из комсомола. С формулировкой "За недостойное поведение и религиозную пропаганду".

Он вроде не особо и унывал. Ещё поработал какое-то время простым токарем, и успел провернуть пару весьма полезных и прибыльных для бригады рацпредложений.
Например с запчастями. Знаете, нет?
По нормам к каждому готовому "изделию", отгружаемому с завода, положено изготовить определённое количество запчастей. Но с "изделием" они не комплектуются, а хранятся на специальном складе завода-изготовителя. До востребования. Так положено. Поскольку детали все унифицированные, то копятся на этом складе годами в невероятном количестве. Пополняясь с каждым новым агрегатом.
Саня нашел способ упростить процесс до безобразия. Он где-то достал ключи и пломбир от этого склада.
Теперь бригада, получив наряд на изготовление запчастей, ничего не изготавливала, а просто перетаскивала со склада себе в цех нужное количество. Что б назавтра, получив в наряде отметку контролёра ОТК, отгрузить их обратно. Росла производительность, выработка, и премии. Бригада выбилась в лидеры соцсоревнования и получила звание бригады коммунистического труда.
Потом ещё были мероприятия с бронзовым литьём и нержавейкой. Много чего было.
Потом началась перестройка и бардак, и возможности для смелых инициатив многократно возрасли.

Однако Саня неожиданно для всех написал заявление по собственноему.
Вместе с трудовой он зачем-то затребовал в райкоме выписку из протокола печально памятного собрания комсомольского актива, на котором ему дали по жопе и сломали комсомольскую судьбу.
Странно. Любой нормальный человек постарался бы забыть об этом инцеденте, как о кошмарном сне.
Но только не Саня. Он своей светлой головой быстро смекнул, что во времена, когда заводы закрываются, а церкви растут как грибы после дождя, такая бумага может оказаться как нельзя кстати.
И действительно. Ведь согласно этой бумаге, заверенной всеми печатами райкома, Саня был ни кем иным, как яростным борцом с режимом за православные ценности, от этого же режима и пострадавший. Во времена, когда служителей культа набирали едва ли не на улице, такая бумага открывала многие двери церковной канцелярии.
И вскоре Саня принял сан и получил весьма неплохой приход в ближнем подмосковье.
Хорошо подвешанный и язык и весёлый нрав новоиспеченного батюшки пользовались у паствы большой популярностью. На службы его народ съезжался не только с окрестностей, но и из Москвы. Приход становился популярным в среде нарождающейся богемы. Казалось бы, живи и радуйся. Однако в храме Саня, простите, теперь уже конечно отец Александр, задержался недолго. И уже через год занимал не самую последнюю должность в Московской Патриархии.

О чем он думал своей светлой головой, разъезжая по подведомственным монастырям и храмам на служебной машине? Успел ли сменить на кухне голубенькую плитку из заводской раздевалки на престижную импортную?
Я не знаю.
В две тысячи третьем отец Александр разбился вдребезги, вылетев на своей черной семёрке BMW с мокрой трассы, когда пьяный в хлам возвращался из Москвы в свой особнячек под Посадом.
Панихиду по нему вроде служил сам Алексий II.

Такая вот, пусть не совсем пасхальная, но вполне достоверная история.
Христос, как говорится, Воскресе.

raketchik.livejournal.com/126956.html

[Eiger]

В Москве постреляли двух овцелюбиков. Одного - на совсем.
Версия от пострадавших (жирным выделил самое смешное...)

По предварительным данным, нападение на Муртуза Хачилаева и его спутника произошло у Борисовских прудов. Молодой человек приехал в столицу России совсем недавно, чтобы разобраться с обидчиком, оскорблявшим имя его покойного отца, утверждает Life News.

"Этот человек очень долго поливал Надиршаха грязью в интернете, конечно, детям покойного было больно и неприятно, - рассказал родственник семьи Юсуп Магомедов. - Несколько недель Муртуз разговаривал с ним по телефону, пытался успокоить. И вот три дня назад этот мужчина вызвал его на разборки в Москву".

По словам родных, Муртуз не поленился приехать из Махачкалы в столицу, желая отомстить виртуальному обидчику. "Ребята не собирались использовать физическую силу, поэтому при них не было оружия", - утверждает Юсуп Магомедов.

В условленном месте молодых людей ждал высокий мужчина лет 40 в капюшоне. Он сразу открыл стрельбу.

[серго 161]

В Москве постреляли двух овцелюбиков. Одного - на совсем.
Версия от пострадавших (жирным выделил самое смешное...)

Этот раздел называется ХУМОР.

[Drago]

Не хумор, просто забавно и познавательно весьма:

Знакомые с детства крылатые выражения, оказывается, могут быть длинней и иметь совсем другой смысл.
Некоторые из тех пословиц и поговорок, которые известны нам много лет, в оригинале были не совсем такими. Или стали не совсем такими со временем. Устное народное творчество редко записывалось раньше и, переходя от одного поколения к другому, могло и лишиться какой-то части, и преобразиться семантически. А иногда их значение меняли через века наши современники, подгадывая под настроение или новые реалии.

В этом материале собрано 50 пословиц и поговорок, которые в действительности были длиннее или стали длинней совсем недавно.

Бабушка гадала, надвое сказала: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.

Бедность – не порок, а гораздо хуже.

В здоровом теле здоровый дух - редкая удача.

Везет как субботнему утопленнику - баню топить не надо.

Ворон ворону глаз не выклюет, а и выклюет, да не вытащит.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить.

Гол как сокол, а остер как топор.

Голод не тетка, пирожка не поднесет.

Губа не дура, язык не лопата.

Два сапога пара, оба левые.

Дураку хоть кол теши, он своих два ставит.

Девичий стыд – до порога, переступила и забыла.

Дорога ложка к обеду, а там хоть под лавку.

За битого двух небитых дают, да не больно-то берут.

За двумя зайцами погонишься – ни одного кабана не поймаешь.

Зайца ноги носят. волка зубы кормят, лису хвост бережет.

И делу время, и потехе час.

Комар лошадь не повалит, пока медведь не подсобит.

Кто старое помянет – тому глаз вон, а кто забудет - тому оба.

Курочка по зернышку клюет, а весь двор в помёте.

Лиха беда начало - есть дыра, будет и прореха.

Молодые бранятся – тешатся, а старики бранятся – бесятся.

На чужой каравай рот не разевай, пораньше вставай да свой затевай.

Не все коту масленица, будет и пост.

Не печалится дятел, что петь не может, его и так весь лес слышит.

Ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса.

Новая метла по-новому метёт, а как сломается - под лавкой валяется.

Один в поле не воин, а путник.

От работы кони дохнут, а люди – крепнут.

Палка о двух концах, туда и сюда бьет.

Повторенье – мать ученья, утешенье дураков.

Пьяному море по колено, а лужа - по уши.

Пыль столбом, дым коромыслом, а изба не топлена, не метена.

Работа - не волк, в лес не убежит, потому ее, окаянную, делать и надо.

Расти большой, да не будь лапшой, тянись верстой, да не будь простой.

Рука руку моет, да обе свербят.

Рыбак рыбака видит издалека, потому стороной и обходит.

С пчелой поладишь – медку достанешь, с жуком свяжешься – в навозе окажешься.

Собака на сене лежит, сама не ест и скотине не дает.

Собаку съели, хвостом подавились.

Старый конь борозды не испортит, да и глубоко не вспашет.

Тише едешь – дальше будешь от того места, куда едешь.

У страха глаза велики, да ничего не видят.

Ума палата, да ключ потерян.

Хлеб на стол – и стол престол, а хлеба ни куска – и стол доска.

Чудеса в решете - дыр много, а выскочить некуда.

Шито-крыто, а узелок-то тут.

Язык мой – враг мой, прежде ума рыщет, беды ищет.

Взято отсюда: ТЫц

[Климат]

Хорошее время весна - травка зеленеет...

http://www.itar-tass...c15/434754.html

[Стас]

Этот раздел называется ХУМОР.

А по мне так вполне смешно.

[Eiger]

Этот раздел называется ХУМОР.

я не ради агитации. и правда порой смешно, какие небылицы выдумавают.

[rEVENger]

[Котис]

Я, наверное, туплю...

[Михалыч43]

Я, наверное, туплю...

не ты один, похоже...

[серго 161]

я не ради агитации. и правда порой смешно, какие небылицы выдумавают.

Ну это да. Я, например, вчера плевался, когда слушал Генри Резника - адвоката К.Собчак.

[O.V.]

Даже не знаю кда запостить, напишу-ка, пожалуй, сюда.
Интересную картину сегодня наблюдал на Алмазе, возле ларьков с шаурмой.
Сижу, кушаю фахитас, тут в 10 метрах останавливается намытый Мерсовский джип, тонированный в хлам.
Но судя по тому, кто из него вышел, номера снимать за тонировку с этой машины вряд ли будут.)
Выходят два батюшки, бородатые, в чёрных своих платьях и огромными крестами поверх них, какой-то молодой парень, но тоже в религиозной, специфической одежде кремового цвета и тоже с крестом. Ну и водитель-мужчина под 50 лет, солидного вида.
Батюшки пафосные, в очках-каплях, как у Сталлоне из фильма "Кобра", пошли к ларьку. Что-то купили, я не видел что, т.к. это происходило за моей спиной. А теперь "ягодки" :
Стоит батюшка возле джипа и подходит к нему парень, лет 28-30, что-то рассказывает. Далее батюшка оглядывается и достоёт из кармана 100рублей и вручает их этому парню.........очень странно, я такое видел впервые. И парень не бомж, обычно одет....х\з....
В общем берёт парень купюру, затем становится на колено. Батюшка его перекрестил и парень, подымаясь, поцеловал ему руки....
А я в последнее время негативно отношусь к РПЦ, а они вон какие добрые дела делают
Потом парень ушёл, батюшки сели в Мерс и, судя по всему, начали трапезничать.
Я,честно был в недоумении с этой ситуации.
И на последок меня добило то, что к водителю, вышедшему с машины, выбросить мусор, подбежал другой парень и тоже начал просить помощи. Но водитель оказался не таким добрым и вместо купюры насыпал парню мелочи)))
Вот такой рассказик.

[=ЛИСА=]

в автобусе ехала девушка с контрабасом, и очень скандальная кондукторша пыталась заставить ее заплатить за проезд контрабаса как за лишний груз. Возле девушки сидел молодой человек с продуктовой сумкой, который решил вступиться. «Это что же, если ей надо за контрабас платить, то мне за пакет с яйцами ?» — спросил он. Кондукторша не нашла что ответить, и быстро ушла в другой конец автобуса. А на следующей остановке он вышел, и на его место сел новый пассажир. К тому времени у кондукторши появилась «свежая мысля». она подошла к уже новому мужчине и заявила: «а если я захочу, то я заставлю тебя заплатить и за твои яйца!» на это новый пассажир не растерялся, и согласился что конечно если они вырастут такими большими, он за них заплатит…

[Qok]

Лидия Раевская

Spoiler

Подумалось, вот. А что, если бы автоответчик на вашем телефоне всегда сообщал правду о том, почему абонент не может взять сейчас трубку? Звонишь ты своей Принцессе, Королевне своей лучезарной, горя желанием прокричать ей в трубку "Я люблю тебя, писюша-сластюша!", а она трубку не берёт. Полминуты не берет, минуту не берет, а потом автоответчик тебе сообщает таким механическим голосом: "Абонент в туалете. У абонента буйный понос, потому что он вчера немытых слив обожрался. Понос у него уже пятый день, поэтому вся жопа уже красная, а настроение - агрессивное. Идите нах#й". Или, вот, звонишь своему Луноликому и Солнцеподобному Мачомэну, а трубку всё не берут и не берут. И ты думаешь: что такое? Может, не слышит? Может, спит? Или - обожемой - попал в больницу, потому что на улице бродячие собаки отгрызли ему обе руки и теперь он кричит от невозможности взять трубку?! И тут автоответчик включается и говорит: "Абонент сидит рядом с телефоном, смотрит на дисплей и говорит: "Как же ты меня за#бала, п#зда тупая! Подумаешь, разок тебе за щеку выдал, и что? Теперь названивать мне будешь три года? надо номер менять срочно, не за#бёт - так застирает же, овца!" Или так: поссорились вы, звонишь ты женщине своей, нах#й тебя пославшей, звонишь - а сам боишься, что она трубку возьмёт... А зачем звонишь? А хрен знает. Потому что жить без её голоса не можешь, даже если этот голос тебе сейчас ответит "Иди в жопу, говноед, и никогда мне больше не звони!" И вот она трубку не берет, а ты такой маешься, маешься, потеешь как бегемотик... И - автоответчик срабатывает: "Абонент не берет трубку, потому что считает что надо тебя еще помучить, а на самом деле абонент скачет сейчас в одних трусах по квартире, с воплем "Эгегей! Он позвонил-позвонил-позвонил!!!! Но трубку-то я не возьму, пусть думает что меня бычит - и бежит немедля за цветами" А может, и так: вспомнил ты про любовь свою школьную, и думаешь: дай-ка позвоню ему в рынду? Звонишь, а абонент не абонент. А потом автоответчик тебе сообщает: "У него всё за#бись: жена, трое детей, дом в Барвихе, и новый номер телефона. А ты соси писю, дура, потому что он десять лет тебя ждал. Ждал, что ты вытащишь свою шлею, под хвост тебе попавшую, и хотя бы извинишься... Он бы всё тебе простил: и пьянки с подругами, и кучу случайных измен (ну, по синей лавке же, это ж нещитово) и твоё "Пошёл нах#й, нищеброд! твой уровень - Катька-Прыщ из третьего подъезда, а я привыкла, что меня после работы на кредитном Форде забирают. Миша, Петя или Гиви". Простил бы. Если б ты не протянула аж 11 целых лет. ну а теперь иди и пососи в углу кеглю, трижды разведенка в двумя детьми, недолеченным алкоголизмом, и долгами за коммуналку" Наверное, иногда всем нам нужен такой вот автоответчик... Но совсем иногда. Редко-редко. Не больше одного раза в жизни.

© Мама Стифлера

Педофилы поддержали закон о реестре запрещенных сайтов

Передают наши парламентские корреспонденты

Педофилы России полностью поддерживают закон о создании реестра запрещенных сайтов. Об этом Smixer.ru только что сообщили педофилы.

«Из-за обилия в рунете тематически интересных сайтов мы целыми днями сидим возле мониторов, а жизнь тем временем проходит мимо, — сокрушаются педофилы. — Когда эти сайты закроют, мы сможем посвящать больше времени не виртуальной педофилии, а реальной».

По словам собеседников агентства, несколько сотен волонтеров из числа педофилов уже начали добровольный и безвозмездный мониторинг рунета на предмет сайтов с детской порнографией, а также другим незаконным контентом. Все собранные для реестра ссылки будут переданы в Роскомнадзор.

Изменено: Qok, 13.07.2012 - 10:53

[полосатый]

не ты один, похоже...

Михалыч, вот от Тебя точно не ожидал . . .

[Людоед]

Тут давеча Василию Макарычу Шукшину было 83. Его и рассказ.

Василий Шукшин. Сураз



---------------------------------------------------------------
Spellchecked by Tatyana Andrushenko (1 Oct 1998)
---------------------------------------------------------------


Спирьке Расторгуеву -- тридцать шестой, а на вид -- двадцать пять, не
больше. Он поразительно красив: в субботу сходит в баню, пропарится, стащит
с недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху -- молодой бог! Глаза
ясные, умные... Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся
брови, как вороньего крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его
знает!.. Природа, тоже иногда шутит. Ну зачем ему? Он и сам говорит: "Это
мне -- до фени". Ему все фени. Тридцать шесть лет -- ни семьи, ни хозяйства
настоящего. Знает свое -- машинничать да к одиноким бабам по ночам шастать.
Шастает ко всем подряд, без разбора. Ему это -- тоже "до фени". Как назло
кому: любит постарше и пострашнее.
-- Спирька, дурак ты, дурак, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся --
к Лизке корявой, к терке!.. Неужели не совестно?
-- С лица воду не пить, -- резонно отвечает Спирька. -- Она -- терка, а
душевней всех вас.
Жизнь Спирьки скособочилась рано. Еще он только был в пятом классе, а
уж начались с ним всякие истории. Учительница немецкого языка, тихая
обидчивая старушка из эвакуированных, пристально рассматривая Спирьку,
говорила с удивлением:
-- Байрон!.. Это поразительно, как похож!
Спирька возненавидел старушку.
Только подходило "Анна унд Марта баден", у него болела душа -- опять
пойдет: "Нет, это поразительно!.. Вылитый маленький Байрон". Спирьке это
надоело. Однажды старушка завела по обыкновению:
-- Невероятно, никто не поверит: маленький Бай...
-- Да пошла ты к... -- И Спирька загнул такой мат, какого постеснялся
бы пьяный мужик.
У старушки глаза полезли на лоб. Она потом говорила:
-- Я не испугалась, нет, я была санитаркой в четырнадцатом году, я
много видела и слышала... Но меня поразило: откуда он-то знает такие слова?!
А какое прекрасное лицо!.. Боже, какое у него лицо -- маленький Байрон!
"Байрона" немилосердно выпорола мать. Он отлежался и двинул на фронт. В
Новосибирске его поймали, вернули домой. Мать опять жестоко избила его... А
ночью рвала на себе волосы и выла над сыном; она прижила Спирьку от
"проезжего молодца" и болезненно любила и ненавидела в нем того молодца:
Спирька был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видал его.
В школу он больше не пошел, как мать ни билась и чем только ни лупила.
Он пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Мать отступилась. Спирька пошел
работать в колхоз.
Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался... Мать вконец
измучилась с ним и махнула рукой:
-- Давай, может, посадют.
И правда, посадили. После войны. С дружком, таким же отпетым чухонцем,
перехватили на тракте сельповскую телегу из соседнего села, отняли у возчика
ящик водки... Справились с мужиком! Да еще всыпали ему. Сутки гуляли
напропалую у Спирькиной "марухи"... И тут их накрыла милиция. Спирька успел
схватить ружье, убежал в баню, и его почти двое суток не могли взять --
отстреливался. К нему подсылали "маруху" его, Верку-тараторку, -- уговорить
сдаться добром. Шалаболка Верка, тайком, под подолом, отнесла ему бутылку
водки и патронов. Долго была там с ним.. Вышла и объявила гордо:
-- Не выйдет к вам!
Спирька стрелял в окошечко и пел:

Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!

-- Спирька, каждый твой выстрел -- лишний год! -- кричали ему.
-- Считайте -- сколько?! -- отвечал Спирька. И из окошечка брызгал
стремительный длинный огонь, гремело. Потом он протрезвился, смертельно
захотел спать... Выкинул ружье и вышел.
Пять лет "пыхтел".
Пришел -- такой же размашисто-красивый, дерзкий и такой же неожиданно
добрый. Добротой своей он поражал, как и красотой. Мог снять с себя
последнюю рубаху и отдать -- если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в
лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь
одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
-- Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш?.. Чего бы тебе за это? --
суетятся старики.
-- Стакан водяры. -- И смотрит с любопытством. -- Что, ничего я мужик.
Пришел Спирька из тюрьмы... Дружков -- никого, разъехались, "марухи"
замуж повыходили. Думали, уедет и он. Он не уехал. Малость погулял, отдал
деньги матери, пошел шоферить. Так жил Спирька.

В село Ясное приехали по весне два новых человека, учителя: Сергей
Юрьевич и Ирина Ивановна Зеленецкие -- муж и жена. Сергей Юрьевич -- учитель
физкультуры, Ирина Ивановна -- пения.
Сергей Юрьевич -- невысокий, мускулистый, широченный в плечах... Ходил
упружисто, легко прыгал, кувыркался; любо глядеть, как он серьезно, с
увлечением проделывал упражнения на турнике, на брусьях, на кольцах... У
него был необычайно широкий добрый рот, толстый, с нашлепкой нос и редкие,
очень белые, крупные зубы.
Ирина Ивановна -- маленькая, бледненькая, по-девичьи стройная. Ничего
вроде бы особенного, а скинет в учительской плащик, пройдет, привстанет на
цыпочки, чтобы снять со шкафа тяжелый аккордеон, -- откуда ладность явится,
изящность. Невольно засматривались на нее.
Такая-то пара (было им по тридцать -- тридцать два года) приехала в
Ясное в хорошие теплые дни в конце апреля. Их поселили в большом доме, к
старикам Прокудиным.
Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька, Он и раньше всегда
ходил к новым людям. Придет, посидит, выпьет с хозяевами (кстати сказать,
Спирька, хоть пил, допьяна напивался редко), поговорит и уйдет.
Было под вечер. Спирька умылся, побрился, надел выходной костюм и пошел
к Прокудиным.
-- Пойду гляну, что за люди, -- сказал матери.
Старики Прокудины вечеряли.
-- Садись, Спиридон, похлебай. -- Спирька иногда помогал старикам, они
любили его и жалели.
-- Спасибо, я из-за стола. Дома ваши квартиранты?
-- Там. -- Старик кивнул на дверь горницы. -- Укладываются.
-- Как они?
-- Ничо, уважительные. Сыру с колбасой вот дали. Садись, попробуй?
Спирька качнул головой, пошел в горницу. Стукнул в дверь:
-- Можно?
-- Войдите! -- пригласили за дверью.
Спирька вошел,
-- Здравствуйте!
-- Здравствуйте! -- сказали супруги. И невольно засмотрелись на
Спирьку. Так было всегда.
Спирька пошел знакомиться.
-- Спиридон Расторгуев.
-- Сергей Юрьевич.
-- Ирина Ивановна. Садитесь, пожалуйста.
Пожимая теплую маленькую ладошку Ирины Ивановны, Спирька открыто, с
любо пытством оглядел всю ее, Ирина Ивановна чуть поморщилась от
рукопожатия, улыбнулась, почему-то поспешно отняла руку, поспешно
повернулась, пошла за стулом.. Несла стул, смотрела на Спирьку не то что
удивленная -- очень заинтересованная
Спирька сел.
Сергей Юрьевич смотрел на него.
-- С приездом, -- сказал Спирька.
-- Спасибо.
-- Пришел попроведать, -- пояснил гость. -- А то пока наш народ
раскачается, засохнуть можно.
-- Необщительный народ?
-- Как везде: больше по своим углам.
-- Вы здешний?
-- Здешний. Чалдон.
-- Сережа, я сготовлю чего-нибудь?
-- Давай! -- охотно откликнулся Сережа и опять весело посмотрел на
Спирьку. -- Вот со Спиридоном и отпразднуем наше новоселье.
-- Стаканчик можно пропустить, -- согласился Спирька. -- Откуда будете?
-- Не очень далеко.
Ирина Ивановна пошла в комнату стариков; Спирька проводил ее взглядом.
-- Как жизнь здесь? -- спросил Сергей Юрьевич.
-- Жизнь... -- Спирька помолчал, но не искал слова, а жалко вдруг
стало, что не будет слышать, как он скажет про жизнь, эта маленькая женщина,
хозяйка. -- Человек, он ведь как: полосами живет. Полоса хорошая, полоса
плохая... -- Нет, не хотелось говорить. -- А зачем она пошла-то? Сказать
старикам, они сделают, что надо.
-- Зачем же? Она сама хозяйка. Так какая же у вас теперь полоса?
-- Так -- середка на половинке. Ничего вообще-то... -- Ну решительно не
хотелось говорить, пока она там готовит эту дурацкую закуску. -- Закурить
можно?
-- Курите,
-- Учительствовать?
-- Да.
-- Она по кому учитель?
-- По пению.
-- Что, поет хорошо? -- оживился Спирька.
-- Поет...
-- Может, споет нам?
-- Ну... попросите, может, споет.
-- Пойду скажу старикам... Зря она там!
И Спирька вышел из горницы.
Вернулись вместе -- Ирина Ивановна и Спирька, Ирина Ивановна несла на
тарелочке сыр, колбасу, сало...
-- Я согласилась не делать горячего, -- сказала она.
-- Хорошо, что согласилась.
-- Да на кой оно!.. -- чуть не сорвался Спирька на привычное
определение. -- Милое дело -- огурец да кусок сала! Верно? -- Спирька глянул
на хозяина.
-- Тебе лучше знать, -- резковато сказал Сергей Юрьевич,
Спирьку обрадовало, что хозяин перешел на "ты" -- так лучше. Он не
заметил, как переглянулись супруги: ему стало хорошо. Сейчас -- стаканчик
водки, а там видно будет.
Вместо водки на столе появился коньяк.
-- Я сразу себе стакан, потом -- ша: привык так. Можно?
Спирьке любезно разрешили.
Спирька выпил коньяк, взял маленький кусочек колбасы...
-- Вот... -- поежился, -- Достали слой вечной мерзлоты, как говорят.
Супруги выпили по рюмочке. Спирька смотрел, как вздрагивало нежное
горлышко женщины. И -- то ли коньяк так сразу, то ли кровь -- кинулось
что-то тяжелое, горячее к сердцу. До зуда в руках захотелось потрогать это
горлышко, погладить. Взгляд Спирьки посветлел, поумнел... На душе
захорошело.
-- Мечтяк коньячишко, -- похвалил он. -- Дорогой только.
Сергей Юрьевич засмеялся; Спирька не замечал его.
-- Милое дело -- самогон, да? -- спросил Сергей Юрьевич. -- Дешево и
сердито.
"Что бы такое рассказать веселое?" -- думал Спирька.
-- Самогон теперь редко, -- сказал он, -- Это в войну... -- И
вспомнились далекие трудные годы, голод, непосильная, недетская работа на
пашне... И захотелось обо всем этом рассказать весело. Он вскинул красивую
голову, в упор посмотрел на женщину, улыбнулся:
-- Рассказать, как я жил?
Ирина Ивановна поспешно отвела от него взгляд, посмотрела на мужа.
-- Расскажи, расскажи, Спиридон, -- попросил Сергей Юрьевич. -- Это
интересно -- как ты жил.
Спирька закурил.
-- Я -- сураз, -- начал он.
-- Как это? -- не поняла Ирина Ивановна.
-- Мать меня в подоле принесла. Был в этих местах один ухарь. Кожи по
краю ездил собирал, заготовитель. Ну, заодно и меня заготовил,
-- Вы знаете его?
-- Ни разу не видал, Как мать забрюхатела, он к ней больше глаз не
казал. А потом его за что-то арестовали -- и ни слуху ни духу, Наверно,
вышку навели. Ну, и стал я, значит, жить-поживать... -- И так же резко, как
захотелось весело рассказать про свою жизнь, так сразу расхотелось, Мало
веселого... Про лагерь, что ли? Спирька посмотрел на Ирину Ивановну, и в
сердце опять толкнулось неодолимое желание: потрогать горлышко женщины,
погладить.
Он поднялся.
-- Мне в рейс. Спасибо за угощение.
-- Ночью в рейс? -- удивилась Ирина Ивановна.
-- У нас бывает. До свиданья. Я к вам еще приду.
Спирька, не оглянувшись, вышел из горницы,
-- Странный парень, -- сказала жена после некоторого молчания.
-- Красивый, ты хотела сказать?
-- Красивый, да.
-- Красивый... Знаешь, он влюбился в тебя.
-- Да?
-- И тебя, кажется, поскребло по сердцу. Поскребло?
-- С чего ты взял?
-- По скребло-о.
-- Тебе хочется, чтобы поскребло?
-- А что?.. Только... не получится у тебя.
Женщина посмотрела на мужа.
-- Испугаешься, -- сказал тот. -- Для этого нужно мужество.
-- Перестань, -- сказала жена серьезно. -- Чего ты?
-- Мужество и, конечно, сила, -- продолжал муж, -- Надо, так сказать,
быть в форме. Вот он -- сумеет. Между прочим, он сидел в тюрьме.
-- Почему ты решил?
-- Не веришь? Иди спроси у стариков.
-- Если тебе нужно, иди спрашивай,
-- А что?
Муж вышел к старикам.
Через пять минут вернулся... И с наигранной торжественностью объявил:
-- Пять лет! В лагерях строгого режима. За грабеж.
Отсыревший к вечеру, прохладный воздух хорошо свежил горячее лицо.
Спирька шел, курил. Захотелось вдруг, чтоб ливанул дождь -- обильный, чтоб
резалось небо огневыми зазубринами, гремело сверху... И тогда бы -- заорать,
что ли.
Спирька направился в очередное "логово" -- к Нюре Завьяловой.
Стукнул в окно.
-- Ну? -- недовольно спросила заспанная Нюра, смутно, белым пятном
маяча окном.
Спирька молчал, думал про Нюру: один раз, в войну, когда Нюре было
двадцать три и она была вдовой с двумя маленькими ребятишками, Спирька (ему
тогда шел четы надцатый) ночью сбросил с воза в огород к ней мешок зерна
(ехали обозом в город молоть). Нюре стукнул вот в это, кажется, окно и
сказал торопливо;
-- Найди в огороде, у бани... Спрячь подальше!
А когда через два дня, тоже ночью, пришел к Нюре, она накинулась на
него:
-- Ты што, Спирька, змей полосатый, в тюрьму меня захотел посадить?!
Сам хочешь сытый ходить, а к другим подбрасываешь?..
Спирька опупел.
-- Да не себе я, чего ты разоралась-то!
-- Кому же?
-- Тебе. Им же исть надо! -- Про детей Нюриных. -- Голодные же сидят...
Нюра заревела коровой, бросилась обнимать Спирьку. Спирька,
расстроенный, матерился.
-- Ну, и вот!.. Будешь им в ступке толочь да лепешки в золе печь --
вкуснятина, сил нет...
Вот что вспомнилось вдруг.
-- Чего стоишь-то? -- спросила Нюра. -- Дверь открыта... Стариков не
разбуди.
Спирька стоял. Было в его характере какое-то жестокое любопытство: что
она сейчас будет делать?
-- Спирька!.. Ну, чего ты?
Молчание,
-- Иди, что ли?
Молчание.
-- Дурак заполошный... Разбудит, а потом начинает... Ну и иди к черту!
-- Нюра пошла к кровати,
Спирька неслышно прокрался по прихожей избе, где храпели старики
Нюрины, и очутился в горнице,
-- Чего выкобениваешься-то?
Спирьке нестерпимо стало жаль Нюру... Какого черта, действительно?
Лучше не приходить тогда.
-- Все, Нюрок, спим.
Через три дня, вечером, Спирька пошел к Прокудиным. Квартирантов не
было дома. Спирька побеседовал пока со стариками. Рассказал, что одному
солдату явилась земная божья мать...
Пришла Ирина Ивановна. Одна. Свеженькая: внесла в избу прохладу
вечерней весенней улицы. Удивилась и, как показалось Спирьке, обрадовалась.
Спокойный, решительный, Спирька прошел в горницу.
-- Букетик, -- предложил он, И подал женщине кроваво-красный пылающий
букетик жарков.
-- Ах!.. -- обрадовалась женщина, -- Ах, какие они! Как они называются?
Я таких никогда не видела...
-- Жарки. -- В груди у Спирьки весело зазвенело. Так бывало, когда
предстояло драться или обнимать желанную женщину, Он не скрывал любви, -- Я
вам теперь часто буду такие привозить.
-- Да нет, зачем же?.. Это ведь труд лишний...
-- Ох, -- скокетничал Спирька, -- труд! Мимо езжу, их там хоть литовкой
коси... -- Спирька подумал, что хорошо все-таки, что он красивый. Другого
давно бы уж поперли, и все. Он улыбался, ему было легко.
Женщина тоже засмеялась и смутилась, Спирька наслаждался: как в
знойный-знойный день пил из ключа студеную воду, погрузив в нее все лицо.
Пил и пил -- и по телу огоньком разливался томительный жар. Он взял женщину
за руку... Как во сне! -- только бы не просыпаться.
Женщина хотела отнять руку... Спирька не выпустил.
-- Зачем вы?.. Не нужно.
-- Почему не нужно? -- Все, что умел Спирька, все, что безотказно
всегда действовало на других женщин, все хотел бы он обрушить сейчас на это
дорогое, слабое существо. Он молил в душе; "Господи, помоги! Пусть она не
брыкается!" Он повлек к себе женщину... Он видел, как расширились ее близкие
удивленные глаза. Теперь -- чтоб не дрогнула, не ослабла рука...
"Господи, мне больше пока ничего не надо -- поцелую, и все". И
поцеловал. И погладил белое нежное горлышко... И еще поцеловал мягкие
податливые губы. И тут вошел муж... Спирька не слышал, как он вошел. Увидел,
как вскинулась голова женщины и испуг плеснулся в ее глазах... Спирька
услышал за спиной насмешливый голос:
-- Те же. И муж.
Спирька отпустил женщину. Не было ни стыдно, ни страшно. Жалко было.
Такая досада взяла на этого опрятного, подтянутого, уверенного человека...
Хозяин пришел. И все у них есть, у дьяволов, везде они -- желанные люди. Он
смотрел на мужа.
-- Лихой парень! Ну как, "удалось что-нибудь? -- Сергей Юрьевич хотел
улыбнуться, но улыбки не вышло, только нехорошо сузились глаза и толстые
губы обижен но подрожали. Он посмотрел на жену, -- Что молчите? Что
побледнела?! -- Крик -- злой, резкий -- как бичом стегнул женщину. --
Шлюха!.. Успела? -- Муж шагнул к ней.
Спирька загородил ему дорогу. Вблизи увидел, как полыхают темные глаза
его обидой и гневом... И еще уловил Спирька тонкий одеколонистый холодок,
исходиший от гладко выбритых щек Сергея Юрьевича.
-- Спокойно, -- сказал Спирька.
В следующее мгновение сильная короткая рука влекла Спирьку из горницы.
-- Ну-ка, красавец, пойдем!..
Спирька ничего не мог сделать с рукой: ее как приварили к загривку, и
крепост руки была какая-то нечеловеческая, точно шатуном толкали сзади.
Так проволокли Спирьку через комнату стариков; старики во все глаза
смотрел на квартиранта и на Спирьку.
-- Кота пакостливого поймал, -- пояснил квартирант.
Ужас, что творилось в душе Спирьки!.. Стыд, боль, злоба -- все там
перемешалос: душило.
-- Пидор, гад, -- хрипел Спирька, -- что ты делаешь?..
Вышли на крыльцо... Шатун сработал, Спирька полетел вниз с высокого
крыльца и растянулся на сырой соломенной подстилке, о которую вытирают ноги.
"Убью", -- мелькнуло в Спирькиной голове.
Сергей Юрьевич спускался к нему...
-- Вставай.
Спирька вскочил до того, как ему велели... И тотчас опять полетел на
землю. И с ужасом и с брезгливостью понял: "Он же бьет меня!" И опять
вскочил и хотел скользнуть под чудовищный шатун -- к горлу физкультурника.
Но второй шатун коротко двинул его в челюсть снизу. Спирьку бросило назад;
он почувствовал медь во рту. Опять бросился на учителя... Он умел драться,
но ярость, боль, позор, сознания своей беспомощности перед шатунами -- это
лишило его былой ловкости, спокойствия. Слепая ярость бросала и бросала его
вперед, и шатуны работали. Кажется, он ни разу так и не достал учителя. От
последнего удара он не встал. Учитель склонило над ним.
-- Я тебя уработаю, -- неразборчиво, слабо, серьезно сказал Спирька.
-- Будем считать, что это урок вежливости. Лагерные штучки надо
бросать. -- Учитель говорил не зло, тоже серьезно.
-- Я убью тебя, -- повторил Спирька, Во рту была какая-то болезненная
мешанина, точно он изгрыз флакон с одеколоном -- все там изрезал и обжег. --
Убью, знай.
-- За что? -- спокойно спросил учитель. -- За что ты меня убьешь?..
Подлец.
Учитель ушел в дом, захлопнув за собой дверь, и задвинул железную
щеколду
Спирька попробовал встать, не мог. Голова гудела, но думалось ясно. Он
знал, как с крыши прокудинского дома -- через лаз -- можно спуститься в
кладовку. Кладовка не запиралась: шпагатная веревочка накидывалась петелькой
на гвоздик, и все, -- чтоб дверь сама не открывалась. Дверь в избу стариков
тоже никогда не запирается на ночь. В горнице запора и вовсе нет. Он потому
так хорошо все знал в доме Прокудиных, что сын их, Мишка, был смолоду
товарищ Спирьки и Спирька часто бывал и даже ночевал у них. Теперь Мишки не
было, но все, конечно, осталось у стариков, как раньше.
С трудом наконец Спирька поднялся, подержался за стену дома... Пошел к
реке. Силы возвращались.
Он умыл разбитое лицо, оглядел со спичками костюм, рубашку... Не надо,
чтобы мать увидела кровь и заподозрила неладное, когда он станет брать
ружье. Ружье можно взять под любым предлогом: ехать с семенным зерном в
глубинку, а утром посидеть там у озера.
Мать спала уже.
-- Ты, Спирька? -- спросила она сонным голосом с печки.
-- Я. Спи. Мне ехать надо.
-- Достань в печке -- картошка жареная, в сенцах молоко... Поешь на
дорогу-то.
-- Ладно, я с собой возьму, -- Спирька, не зажигая огня, тихо снял со
стены ружье, повозился для близира в сенях... Зашел в избу (ружье в сенях
оставил). Стал на припечек, нашел впотьмах голову матери, погладил по жидким
теплым волосам. Он, бывало, выпивши ласкал мать; она не встревожилась.
-- Выпимши... Как поедешь-то? -- Мать с годами больше и больше любила
Спирьку, жалела, стыдилась, что он никак не заведет семью -- все не как у
добрых людей! -- ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или
разведенка прибьется к ихнему дому.
-- Ничего, поеду.
-- Ну, Христос с тобой. -- Мать во тьме перекрестила его. -- Потише
хоть ехай-то, а то гоните как чумные.
-- Все будет хорошо. -- Спирька бодрился, а хотелось скорей уйти и
как-нибудь забыть про мать: вот кого больно оставлять в этой жизни -- мать.
Он шел темной улицей, крепко сжимал в руке тулку. Все хотелось
отвязаться от мысли о матери. Не выживет она. Как поведут его, связанного,
как увидит... Спирька прибавил шагу. "Господи, дай ей силы перенести", --
молил. Он чуть не бежал. А под конец и побежал. И волновался, как вроде не
убивать бежал, а -- в постель к Ирине Ивановне, в тепло и согласие. Она
вставала в глазах, Ирина Ивановна, но как-то сразу и уходила. Губы ее,
мягкие, полураскрытые, помнились, но насладишься воспоминанием мешал вкус
крови во рту и... одеколонистый холодок с гладких щек Сергея Юрьевича.
Холодок этот запашистый почему-то вспоминался сейчас. Спирька бежал и
подпевал негромко для бодрости:

Неужели конь вороный
Перекусит удила?
Неужели моя милая...

Дом весь темный, "Так, так, так, -- мысленно, скоро говорил сам с собой
Спирька. -- Берем лестницу... Ставим ее, в душеньку ее... Спокойно". Он
благополучно проник в кладовку, прислушался -- тихо. Только сердце
наколачивает в ребра. "Спокойно, Спиря!" Шпагатинка тоже почти бесшумно
лопнула, только гвоздик, спружинив, тоненько тенькнул. Спирька, выставив
вперед свободную руку, неслышно прошел сеням, легкими касаниями по стене
нашарил дверь. "Так, так..." Склонился, подцепил пальцами низ двери, сколько
мог, приподнял ее и дернул на себя. Дверь открыла с тихим приятным вздохом;
п-ах. И дальше отошла беззвучно. Пахнуло старушечьим жильем, отсыревшим
полушубком, теплой печкой, тестом... Вот тут его давеча волок за шкирку.
Пронеси, господи, -- чтоб старики не проснулись, Страшно стало: что-нибудь
сейчас помешает. "Ах, как он меня бил! Как бил!.. Умеет".
Спирька сам удивлялся своей легкости, ловкости. Сам себя не слышал.
Нащупал дверь горницы, тоже приподнял ее снизу... Дверь скрипнула. Спирька
быстро, бежал, прикрыл ее за собой... Он был в горнице! Во тьме горницы,
слабо разбавленной свет уличной лампочки, скрипнула кровать. Спирька нашел
на стене выключатель, щелкнул. На него, сидя в кровати, смотрел Сергей
Юрьевич. Приподнялась Ирина Ивановна. Сперва уставилась на мужа, потом, от
его взгляда, -- на Спирьку с ружьем. Безмолвно открыла рот... Спирька понял,
что Сергей Юрьевич не спал -- очень уж понимающе неподвижно смотрел он
своими темными глазами.
-- Я предупреждал: я тебя уработаю, -- сказал Спирька. Хотел оттянуть
курок двустволки, но они были уже взведены. (Когда же взвел?) -- Помнишь? Я
тебе говорил.
Спирьку не взволновало, что Ирина Ивановна сидит в нижней рубашке, что
одна ленточка съехала с плеча и грудка, матово-белая, крепенькая, не
кормившая дите вся видна до соска.
Супруги молчали, Смотрели на Спирьку.
-- Вылазь из кровати, -- велел Спирька.
-- Спиридон... тебе же будет расстрел, неужели...
-- Я знаю. Вылазь.
-- Спиридон! Неужели...
-- Вылазь!
Сергей Юрьевич спрыгнул с кровати -- в трусах, в майке.
Спирька вскинул ружье.
Сергей Юрьевич мертвенно побледнел...
И тут вдруг закричала Ирина Ивановна, да так ужасно, так громко,
неистово, требовательно, так не похоже на себя -- такую маленькую,
умненькую, с теплыми мягкими губами -- как-то уж совсем нечеловечески
горько, отчаянно. И свалилась с кровати, и поползла, протягивая руки...
-- Не надо! О-о-о-й! Не надо! О-о-й!.. -- И хотела схватить за ружье
-на коленях -- хотела...
Тут Сергей Юрьевич прыгнул на Спирьку, широко расставив руки, И получил
удар прикладом в грудь, и свалился.
-- Родно-ой!.. Не надо! -- выла маленькая женщина. Похоже, что она
забыла имя Спирьки. -- О-о-й!..
В избе, за дверью, всполошились старики, тоже заорали.
-- Не надо!! -- кричала женщина, и мотала головой, и все хотела обнять
его ног и ползала без трусов -- рубашка сбилась ей на спину, она не замечала
того -- в хотела поймать ноги Спирьки.
Спирька растерялся, отпинывал женщину... И как-то ясно вдруг понял:
если сейчас выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить, ни залить вином
нельзя будет. Если бы она хоть не так выла!.. Сколько, однако, силы в ней!
-- Мать вашу!.. -- заругался Спирька.
Вышел из горницы и пошагал прочь от темного дома. Он как-то сразу вдруг
очень устал. Вспомнилась мать, и он побежал, чтоб убежать от этой мысли -- о
матери. От всяких мыслей, Вспомнилась еще Ирина Ивановна, голенькая, и
жалость и любовь к ней обожгли сердце. И легко на минуту стало -- что не
натворил беды. Господи, как ревела!.. А как бы она потом убивалась над
покойным мужем! И опять -- мать... Вот кто взвоет-то! Спирька побежал
скорее. Прибежал на кладбище, сел на землю. Темно было, Он приладил стволы к
сердцу... Дотянулся до курков, Подумал: "Ну!.. Все?!" Пальцы нащупали две
холодные тоненькие скобочки...
"Счас толканет", -- опять подумал. И вдруг ясно увидел, как лежит он, с
развороченной грудью, раскинув руки, глядя пустыми глазами в ясное утреннее
небо... Взойдет солнце, и над ним, холодным, зажужжат синие мухи, толстые,
жадные. Потом сбегутся всей деревней -- смотреть. Кто-нибудь скажет: "Надо
прикрыть, что ли". Как... Тьфу! Спирька содрогнулся. Сел. "Погоди-ка, милок,
погоди. Стой, фраер, не суетись! Я тебя спрашиваю: в чем дело? Господи! --
отметелили. Тебя что, никогда не били? В чем же дело?!"
-- В чем дело? -- спросил вслух Спирька. -- А? -- Брезгливо, с опаской
отстранил от себя стволы, перехватил ружье, осторожно спустил курки. Глубоко
и радостно вздохнул. И заговорил громко, дурашливо, испытывая большое
облегчение и радость: -- В чем дело, Спиря? А? А-я-я-я-яй! Как же так?
Побили мальчика? Побили... Больно, да? Хотел себе в лобик -- пук!.. Ну и
фраер! -- Спирька даже засмеялся и схватился за губу: губы треснули от
учителева рычага, стало больно, когда засмеялся. -- Что ты? Что ты? Что ты?
(Разбитый рот выговаривал: "фто ты? фто ты?") Разве так можно? А-я-я-я-яй!
Нехорофо. Ну, побили... а ты сразу... стреляться, О-о!
Спирька лег спиной на прохладную землю, раскинул руки... Вот так он
завтра лежал бы. Там, где сейчас стучит сердце -- Спирька приложил ладонь к
груди, -- здесь была бы рваная дыра от двух зарядов -- больше шапки. Может,
загорелся бы, и истлели бы пиджак и рубаха. Голый лежал бы... О, курва,
смотреть же противно! Спирька сел, закурил, с наслаждением затянулся. Так
торопился засадить в себя эти два заряда, что и покурить напоследок не
догадался. Даже те, кого расстреливают, Спирька слышал, просят покурить в
последний раз. Вспомнилась маленькая девочка, племянница Спирьки: когда она
чувствует, что отцу надоело уже возить ее на горбу, она смешно-просительно
морщит мордочку и говорит: "Посений язок! Ну посений язочек!" Спирька
засмеялся, вспомнив девочку. Опять лег, курил, смотрел на звезды; и
показалось, что они чуть звенят в дрожи -- тонким-тонким звоном; и ему тоже
захотелось тихо-тихо, по-щенячьи, поскулить... Он зажмурился и почувствовал,
как его плавно, мощно несет земля. Спирька вскочил. Надо что-то делать, надо
что-нибудь сделать. "Что-нибудь я сейчас сделаю!" -- решил он. Он подобрал
ружье и скоро пошагал... сам не зная куда. Только прочь с кладбища, от этих
крестов и молчания. Он стал вслух, незло материть покойников:
-- Лежите?.. Ну и лежите! Лежите -- такая ваша судьба. При чем тут
я-то? Вы лежите, а я малость еще побегаю по земле. Покружусь,
Теперь он хотел убежать от мысли о кладбище, о том, как он лежал там...
Он хотел куда-нибудь прибежать, к кому-нибудь. Может, рассказать все...
Может, посмеяться. Выпить бы! А где теперь? Как где? А Верка-буфетчица из
чайной? Э-э, там же всегда есть! Там, кстати, можно и переночевать. Спирька
свернул в переулок.
Вера сперва заворчала: вот -- ни днем, ни ночью... Спирька зажег спичку
и осветил свое лицо:
-- Ты глянь, меня же было не убили, а ты канитель развела.
Вера испугалась. Спирька тихонько засмеялся, довольный.
-- Да где эт тебя так?! -- спросила Вера.
-- В одном месте... Славно уделали?
-- Господи, Спирька!.. Добьют тебя когда-нибудь. Где был-то?
-- Не скажу. Секрет.
Прошли в Верину комнату. Вера задернула поплотней занавески, зажгла
свет. Еще раз оглядела Спирьку... Потрогала теплой ладошкой, пахнущей
кремом, горячие ссадины на его лице.
-- Ой! -- притворно воскликнул Спирька. Опять засмеялся и стал ходить
комнате.
Славный это народ, одинокие женщины! Почему-то у них всегда уютно,
хорошо. Можно размашисто походить, если не скрипит пол. Можно подумать...
Можно, меж делом, приласкать хозяйку, погладить по руке... Все кстати, все
умно. Они вздрагивают с непривычки и смотрят ласково, пытливо. Милые.
Добрые. Жалко их.
Вера нашла бутылку водки. Сходила даже в погребушку, принесла огурцов.
Только вернулась испуганная...
-- Там у тебя что, ружье, что ли? Я запнулась...
-- Ружье. Пусть стоит.
-- А зачем ружье-то?
-- Да так.
-- Спирька... ты чего это?
У Веры был хороший муж, хороший мужик, помер в сорок лет. Что
приключилось бог его знает. Рак, наверно.
-- Спирька!..
-- Аиньки?
-- Ты что... воюешь, что ли, бегаешь?
-- Воюю, Вот -- ранили. -- Спирька опять засмеялся. Что-то смешно ему
было. Хорошо было.
-- Вот чудной-то. Может, убил кого?
-- Нет. После убью. Потом.
-- Спирька, я боюсь. Может, ты натворил чего... тогда и меня... как
свидетельницу. Ну тя к дьяволу!
-- Все в порядке, дурочка. Чего ты испугалась? Никого я не убил. Меня
чуть убили... А мне надо еще придумать, как убить.
-- Пей и уходи, -- рассердилась Вера. -- Уходи, Спирька. Мне только
этого еще не хватало.
Спирька посерьезнел.
-- Успокойся. Неужели я похожий на такого -- невиновных подводить. Что
ты? Ты же знаешь меня... Я б никогда не пришел, если б... Брось.
-- С ружьем по ночам носится...
Спирька выпил стакан, закусил огурцом. Вера не стала пить.
-- Не хочу.
-- Почему?
-- Не хочу. Напугал ты меня с этим ружьем. Кто избил-то?
-- Чужие какие-то. Перестань про это. Не надо. -- Вспомнился учитель...
Бледный, в трусах. Спирька передернул плечами, прогоняя неприятную, злую
мысль. Радости поубавилось. -- Ладно, ладно, ладно, -- торопливо сказал он.
-- Не надо про это, -- И еще налил полстакана, чтоб не успеть подумать еще
про учительницу, чтоб не вспомнить ее. Но она вспомнилась -- маленькая,
полуголенькая, насмерть перепуганная... Все-таки вспомнилась.
Утром Спирька вскочил рано. Оставил ружье у Веры.
-- Вечером зайду, возьму.
-- А куда сам?
-- На работу, куда. Это... не болтай про ружье-то.
-- Ну, пошла всем рассказывать: был ночью Спирька с ружьем...
-- Умница, Избили меня какие-то нездешние... На тракте. Я хотел догнать
с ружьем, не догнал.
Вера недоверчиво смотрела на Спирьку; впрочем, Спирька и не старался
особенното казаться правдивым.
-- Выпьешь?
-- Нет. Будь здорова.
Спирька пошел к учителям. Шел кривыми переулками, по задворкам -- чтоб
меньше встретить людей. Все же двух-трех встретил.
Встретил бригадира колхозного, Илью Китайцева. Илья ехидно, понимающе
заулыбался издали:
-- Ого! Ноченька была!
Спирька тоже широко улыбнулся, превозмогая боль, которая прокалывала
иглами все лицо. Сказал:
-- Была, Илюха! Была ноченька. Дай закурить.
-- Чего эт?
-- Так... Упал. -- Стыд, позор... От стыда даже язык онемел, кончик.
Тонкая Илюхина ухмылочка резала лезвием по сердцу. -- Закурим, что ли?
-- Закурим, закурим. Здорово упал-то... Высоко, наверно. Как же эт ты?
-- Ну, Илюха, бывает-падают. Я вот те счас залепеню, ты тоже упадешь.
Что, нет, думаешь?
Илюха перестал улыбаться.
-- Чего ты?
-- А чего ты губы-то свои распустил? Сразу, курва, ехидничать! Не
можешь без ехидства слова сказать, Дай дороги!
Нет, в деревне пока не жить. От одного позора на край света сбежишь.
Будут вот так улыбаться губошлепы разные... Ах, учитель, учитель... Вот ведь
как научился руками работать! Славно, славно. Хорошо бы тебя ногами к
потолку подвесить... Нет, на твоих же глазах жену твою драгоценную...
исцеловать, всю, до болячки, чтоб орала. Жестокие чувства гнали Спирьку
вперед, точно кто в спину подталкивал. Он не замечал, что опять он
торопится. Но он знал, что сейчас не бросится на учителя, нет, Это будет
потом... спокойно. Страшно. Это потом.
Вспоминая позже этот утренний разговор с учителями, Спирька не
испытывал удовлетворения.
Он явился, как если бы рваный черный человек из-за дерева с топором
вышагнул... Стал на пороге. Учитель был уже одет, побрит... как раз с
электрической бритвой он и стоял перед зеркалом. Она жужжала около его лица.
Учительница, припухшая со сна и от вчерашнего крика, миленькая, беленькая,
готовила завтрак. Она тоже замерла с тарелкой в руках.
-- Одно предупреждение, -- деловито заговорил Спирька. -- Что у нас тут
случилось -- никому ни звука. Старикам сами накажите. Я на время исчезаю с
горизонта, Сергей Юрьевич, я тебя, извини, все же уработаю.
-- Как это... уработаю? -- глупо переспросила Ирина Ивановна,
-- Я получил аванец... я его должен отработать. -- Не знал Спирька,
когда произойдет, но придет он сюда однажды -- спокойный, красивый, нарядный
-- скажет: "Я пришел платить". И что уж это будет за ситуация такая и кто
такой будет Спирька, только учитель растеряется, станет жалким. И станет
просить: "Спиридон, я был глуп, я прошу прощения..." -- "Ну, ну, -- скажет
Спирька вежливо, -- не надо сразу в штаны класть. Тут же женщина... жена
ваша, она должна уважать вас"
-- Какой аванс? -- все никак не могла понять Ирина Ивановна. -- У кого
взяли?
-- Он мне будет мстить. Отомстит, -- пояснил учитель, -- Хорошо,
Спиридон, я принял к сведению. -- Учитель взял себя в руки, -- Мы никому
ничего не расскажем.
-- Вот так... Будьте здоровы пока. -- Спирька вышел.
"А куда это я исчезаю-то?" -- подумал он. Даже остановился. Только
теперь четливо дошло вдруг до сознания, что он, оказывается, решил уехать.
"А куда, куда?" Но оказалось, что он и это знает: в город Б-ск, что в
полсотне километров отсюда. Когда он все это решил, он не знал, но в нем это
уже жило. И только прирожденная осторожность требовала, чтобы решение еще
раз проверилось.
Минуя дом, Спирька пошел в гараж. Там еще пережил веселые глаза
шоферов. Злился в душе, нервничал, Взял путевку в рейс подальше и скоро
уехал.
Дорогой немного успокоился. Стал думать, Хотел опять породить в своем
воображении сладостную картину, какая озарила его, когда он разговаривал
утром с учителем: придет он к нему -- вежливый, нарядный... Но желанная
картина что-то не возникала. Спирька в досаде хотел распалить себя, помочь;
ну, ну -- придет... "Здравствуйте!" Нет... Не выходит. Противно думать обо
всем этом. Его вдруг поразило, и даже отказался так понимать себя: не было
настоящей, всепожирающей злобы учителя. Все эти видения; учитель висит
головой вниз, или: учитель, бледный, жалкий ползает у него в ногах, -- это
так хотелось Спирьке, чтоб они, эти картины, стали желанными, сладостными.
Тогда бы можно, наверно, и успокоиться, и когда-нибудь так и сделать:
повесить учителя головой вниз. Ведь надо же желать чего-нибудь лютому врагу!
Надо же хоть мысленно видеть его униженным, раздавленным. Надо! Но Спирька
даже заерзал на сиденье; он понял, что не находит в себе зла к учителю. Ее
бы он догадался подумать и про всю свою жизнь, он тоже понял бы, вспомнил
бы, что вообще никогда никому не желал зла. Но он так не подумал, а отчаянно
сопротивлялся, вызывал в душе злобу.
"Ну, фраер!.. тряпка, что ж ты? Тебя метелят, как тварь подзаборную, а
ты... Ну! Ведь как били-то! Смеясь и играя... Возили. Топтали. Что же ты?
Ведь над тобой смеяться будут. И первый будет смеяться учитель. Что же ты?
Ведь. ни одна же баба к себе не допустит такую слякоть". Злости не было.
А как же теперь? На этот вопрос Спирька не знал, как ответить. И потом,
в течет дня, он еще пытался понять: "Как теперь?" И не мог.
Вообще, собственнная жизнь вдруг опостылела, показалась чудовищно
лишенной смысла. И в этом Спирька все больше утверждался. Временами он даже
испытывал к себе мерзость. Такого никогда не было с ним. В душе наступил
покой, но какой-то мертвый покой, такой покой, когда заблудившийся человек
до конца понимает, что он заблудился, и садится на пенек. Не кричит больше,
не ищет тропинку, садится и сидит, и все.
Спирька так и сделал: свернул с дороги в лес, въехал на полянку,
заглушил мотор, вылез, огляделся и сел на пенек.
"Вот где стреляться-то, -- вдруг подумал он спокойно. -- А то -- на
кладбище припорол. Здесь хоть красиво",
Красиво было, правда. Только Спирька специально не разглядывал эту
красоту, а как-то сразу всю понял ее... И сидел. Склонился, сорвал травинку,
закусил ее в зубах и стал слушать птиц. Маленькие хозяева лесные
посвистывали, попискивали, чирикали где-то в кустах. Пара красавцев дятлов,
жуково-черных, с белыми фартучками на груди, вылетели из чащи, облюбовали
молодую сосенку, побегали по ней вверх-вниз, помелькали красными хохолками,
постучали, ничего не нашли, снялись и низким летом опять скрылись в кустах.
"Тоже -- парой летают", -- подумал Спирька. Еще он подумал, что люди
завидуют птицам... Говорят: "Как птаха небесная". Позавидуешь. Еще Спирька
подумал, что, наверно, учитель выбросил те цветы, которые Спирька привез
учительнице, наверно, они лежат под окном, завяли... Красивые такие
цветочки, красные. Спирька усмехнулся, Пижон Спиря... Здесь тоже есть
цветочки. Вон они: синенькие, беленькие, желтенькие... Вон саранка цветет,
вон медуница... А вон пучка белые шапки подняла вверх. Спирька любил запах
пучки. Встал, сорвал тугую горсть мелких белых цветочков, собранных в
плотный, большой, как блюдце, круг. Сел опять на пенек, растер в ладонях
цветки, погрузил лицо в ладони и стал жадно вдыхать прохладный,
сыровато-терпкий, болотный запах небогатого, неяркого местного цветка.
Закрыл ладонями лицо и так остался сидеть. Долго сидел неподвижно. Может,
думал, Может, плакал...
...Спирьку нашли через три дня в лесу, на веселой полянке, Он лежал,
уткнувшись лицом в землю, вцепившись руками в траву. Ружье лежало рядом.
Никак не могли понять, как же он стрелял? Попал в сердце, а лежал лицом
вниз... Из-под себя как-то изловчился.
Привезли, схоронили.
Народу было много. Многие плакали...

[haaretz]

Одного не пойму, отчего деревенские писатели удаков типа спирки героями выставляют?

[Людоед]

Одного не пойму, отчего деревенские писатели удаков типа спирки героями выставляют?

Думается ты не одного не понимаешь. Иначе была бы связь, логика там какая-то. Ну и отстоять от деревни всегда было мощно.

[Стас]

Саша, ну написано же "Рассказики"!!!!
А не романчики...

[ЧАО]

Петров пришел во вторник на совещание. Ему там вынули мозг, разложили по блюдечкам и стали есть, причмокивая и вообще выражая всяческое одобрение. Начальник Петрова, Недозайцев, предусмотрительно раздал присутствующим десертные ложечки. И началось.
— Коллеги, — говорит Морковьева, — перед нашей организацией встала масштабная задача. Нам поступил на реализацию проект, в рамках которого нам требуется изобразить несколько красных линий. Вы готовы взвалить на себя эту задачу?
— Конечно, — говорит Недозайцев. Он директор, и всегда готов взвалить на себя проблему, которую придется нести кому-то из коллектива. Впрочем, он тут же уточняет: — Мы же это можем?
Начальник отдела рисования Сидоряхин торопливо кивает:
— Да, разумеется. Вот у нас как раз сидит Петров, он наш лучший специалист в области рисования красных линий. Мы его специально пригласили на совещание, чтобы он высказал свое компетентное мнение.
— Очень приятно, — говорит Морковьева. — Ну, меня вы все знаете. А это — Леночка, она специалист по дизайну в нашей организации.
Леночка покрывается краской и смущенно улыбается. Она недавно закончила экономический, и к дизайну имеет такое же отношение, как утконос к проектированию дирижаблей.
— Так вот, — говорит Морковьева. — Нам нужно нарисовать семь красных линий. Все они должны быть строго перпендикулярны, и кроме того, некоторые нужно нарисовать зеленым цветом, а еще некоторые — прозрачным. Как вы считаете, это реально?
— Нет, — говорит Петров.
— Давайте не будем торопиться с ответом, Петров, — говорит Сидоряхин. — Задача поставлена, и ее нужно решить. Вы же профессионал, Петров. Не давайте нам повода считать, что вы не профессионал.
— Видите ли, — объясняет Петров, — термин «красная линия» подразумевает, что цвет линии — красный. Нарисовать красную линию зеленым цветом не то, чтобы невозможно, но очень близко к невозможному…
— Петров, ну что значит «невозможно»? — спрашивает Сидоряхин.
— Я просто обрисовываю ситуацию. Возможно, есть люди, страдающие дальтонизмом, для которых действительно не будет иметь значения цвет линии, но я не уверен, что целевая аудитория вашего проекта состоит исключительно из таких людей.
— То есть, в принципе, это возможно, мы правильно вас понимаем, Петров? — спрашивает Морковьева.
Петров осознает, что переборщил с образностью.
— Скажем проще, — говорит он. — Линию, как таковую, можно нарисовать совершенно любым цветом. Но чтобы получилась красная линия, следует использовать только красный цвет.
— Петров, вы нас не путайте, пожалуйста. Только что вы говорили, что это возможно.
Петров молча проклинает свою болтливость.
— Нет, вы неправильно меня поняли. Я хотел лишь сказать, что в некоторых, крайне редких ситуациях, цвет линии не будет иметь значения, но даже и тогда — линия все равно не будет красной. Понимаете, она красной не будет! Она будет зеленой. А вам нужна красная.
Наступает непродолжительное молчание, в котором отчетливо слышится тихое напряженное гудение синапсов.
— А что если, — осененный идеей, произносит Недозайцев, — нарисовать их синим цветом?
— Все равно не получится, — качает головой Петров. — Если нарисовать синим — получатся синие линии.
Опять молчание. На этот раз его прерывает сам Петров.
— И я еще не понял… Что вы имели в виду, когда говорили о линиях прозрачного цвета?
Морковьева смотрит на него снисходительно, как добрая учительница на отстающего ученика.
— Ну, как вам объяснить?.. Петров, вы разве не знаете, что такое «прозрачный»?
— Знаю.
— И что такое «красная линия», надеюсь, вам тоже не надо объяснять?
— Нет, не надо.
— Ну вот. Вы нарисуйте нам красные линии прозрачным цветом.
Петров на секунду замирает, обдумывая ситуацию.
— И как должен выглядеть результат, будьте добры, опишите пожалуйста? Как вы себе это представляете?
— Ну-у-у, Петро-о-ов! — говорит Сидоряхин. — Ну давайте не будем… У нас что, детский сад? Кто здесь специалист по красным линиям, Морковьева или вы?
— Я просто пытаюсь прояснить для себя детали задания…
— Ну, а что тут непонятного-то?.. — встревает в разговор Недозайцев. — Вы же знаете, что такое красная линия?
— Да, но…
— И что такое «прозрачный», вам тоже ясно?
— Разумеется, но…
— Так что вам объяснять-то? Петров, ну давайте не будем опускаться до непродуктивных споров. Задача поставлена, задача ясная и четкая. Если у вас есть конкретные вопросы, так задавайте.
— Вы же профессионал, — добавляет Сидоряхин.
— Ладно, — сдается Петров. — Бог с ним, с цветом. Но у вас там еще что-то с перпендикулярностью?..
— Да, — с готовностью подтверждает Морковьева. — Семь линий, все строго перпендикулярны.
— Перпендикулярны чему? — уточняет Петров.
Морковьева начинает просматривать свои бумаги.
— Э-э-э, — говорит она наконец. — Ну, как бы… Всему. Между собой. Ну, или как там… Я не знаю. Я думала, это вы знаете, какие бывают перпендикулярные линии, — наконец находится она.
— Да конечно знает, — взмахивает руками Сидоряхин. — Профессионалы мы тут, или не профессионалы?..
— Перпендикулярны могут быть две линии, — терпеливо объясняет Петров. — Все семь одновременно не могут быть перпендикулярными по отношению друг к другу. Это геометрия, 6 класс.
Морковьева встряхивает головой, отгоняя замаячивший призрак давно забытого школьного образования. Недозайцев хлопает ладонью по столу:
— Петров, давайте без вот этого: «6 класс, 6 класс». Давайте будем взаимно вежливы. Не будем делать намеков и скатываться до оскорблений. Давайте поддерживать конструктивный диалог. Здесь же не идиоты собрались.
— Я тоже так считаю, — говорит Сидоряхин.
Петров придвигает к себе листок бумаги.
— Хорошо, — говорит он. — Давайте, я вам нарисую. Вот линия. Так?
Морковьева утвердительно кивает головой.
— Рисуем другую… — говорит Петров. — Она перпендикулярна первой?
— Ну-у…
— Да, она перпендикулярна.
— Ну вот видите! — радостно восклицает Морковьева.
— Подождите, это еще не все. Теперь рисуем третью… Она перпендикулярна первой линии?..
Вдумчивое молчание. Не дождавшись ответа, Петров отвечает сам:
— Да, первой линии она перпендикулярна. Но со второй линией она не пересекается. Со второй линией они параллельны.
Наступает тишина. Потом Морковьева встает со своего места и, обогнув стол, заходит Петрову с тыла, заглядывая ему через плечо.
— Ну… — неуверенно произносит она. — Наверное, да.
— Вот в этом и дело, — говорит Петров, стремясь закрепить достигнутый успех. — Пока линий две, они могут быть перпендикулярны. Как только их становится больше…
— А можно мне ручку? — просит Морковьева.
Петров отдает ручку. Морковьева осторожно проводит несколько неуверенных линий.
— А если так?..
Петров вздыхает.
— Это называется треугольник. Нет, это не перпендикулярные линии. К тому же их три, а не семь.
Морковьева поджимает губы.
— А почему они синие? — вдруг спрашивает Недозайцев.
— Да, кстати, — поддерживает Сидоряхин. — Сам хотел спросить.
Петров несколько раз моргает, разглядывая рисунок.
— У меня ручка синяя, — наконец говорит он. — Я же просто чтобы продемонстрировать…
— Ну, так может, в этом и дело? — нетерпеливо перебивает его Недозайцев тоном человека, который только что разобрался в сложной концепции и спешит поделиться ею с окружающими, пока мысль не потеряна. — У вас линии синие. Вы нарисуйте красные, и давайте посмотрим, что получится.
— Получится то же самое, — уверенно говорит Петров.
— Ну, как то же самое? — говорит Недозайцев. — Как вы можете быть уверены, если вы даже не попробовали? Вы нарисуйте красные, и посмотрим.
— У меня нет красной ручки с собой, — признается Петров. — Но я могу совершенно…
— А что же вы не подготовились, — укоризненно говорит Сидоряхин. — Знали же, что будет собрание…
— Я абсолютно точно могу вам сказать, — в отчаянии говорит Петров, — что красным цветом получится точно то же самое.
— Вы же сами нам в прошлый раз говорили, — парирует Сидоряхин, — что рисовать красные линии нужно красным цветом. Вот, я записал себе даже. А сами рисуете их синей ручкой. Это что, красные линии по-вашему?
— Кстати, да, — замечает Недозайцев. — Я же еще спрашивал вас про синий цвет. Что вы мне ответили?
Петрова внезапно спасает Леночка, с интересом изучающая его рисунок со своего места.
— Мне кажется, я понимаю, — говорит она. — Вы же сейчас не о цвете говорите, да? Это у вас про вот эту, как вы ее называете? Перпер-чего-то-там?
— Перпендикулярность линий, да, — благодарно отзывается Петров. — Она с цветом линий никак не связана.
— Все, вы меня запутали окончательно, — говорит Недозайцев, переводя взгляд с одного участника собрания на другого. — Так у нас с чем проблемы? С цветом или с перпендикулярностью?
Морковьева издает растерянные звуки и качает головой. Она тоже запуталась.
— И с тем, и с другим, — тихо говорит Петров.
— Я ничего не могу понять, — говорит Недозайцев, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы. — Вот есть задача. Нужно всего-то семь красных линий. Я понимаю, их было бы двадцать!.. Но тут-то всего семь. Задача простая. Наши заказчики хотят семь перпендикулярных линий. Верно?
Морковьева кивает.
— И Сидоряхин вот тоже не видит проблемы, — говорит Недозайцев. — Я прав, Сидоряхин?.. Ну вот. Так что нам мешает выполнить задачу?
— Геометрия, — со вздохом говорит Петров.
— Ну, вы просто не обращайте на нее внимания, вот и все! — произносит Морковьева.
Петров молчит, собираясь с мыслями. В его мозгу рождаются одна за другой красочные метафоры, которые позволили бы донести до окружающих сюрреализм происходящего, но как назло, все они, облекаясь в слова, начинаются неизменно словом «Блять!», совершенно неуместным в рамках деловой беседы.
Устав ждать ответа, Недозайцев произносит:
— Петров, вы ответьте просто — вы можете сделать или вы не можете? Я понимаю, что вы узкий специалист и не видите общей картины. Но это же несложно — нарисовать какие-то семь линий? Обсуждаем уже два часа какую-то ерунду, никак не можем прийти к решению.
— Да, — говорит Сидоряхин. — Вы вот только критикуете и говорите: «Невозможно! Невозможно!» Вы предложите нам свое решение проблемы! А то критиковать и дурак может, простите за выражение. Вы же профессионал!
Петров устало изрекает:
— Хорошо. Давайте я нарисую вам две гарантированно перпендикулярные красные линии, а остальные — прозрачным цветом. Они будут прозрачны, и их не будет видно, но я их нарисую. Вас это устроит?
— Нас это устроит? — оборачивается Морковьева к Леночке. — Да, нас устроит.
— Только еще хотя бы пару — зеленым цветом, — добавляет Леночка. — И еще у меня такой вопрос, можно?
— Да, — мертвым голосом разрешает Петров.
— Можно одну линию изобразить в виде котенка?
Петров молчит несколько секунд, а потом переспрашивает:
— Что?
— Ну, в виде котенка. Котеночка. Нашим пользователям нравятся зверюшки. Было бы очень здорово…
— Нет, — говорит Петров.
— А почему?
— Нет, я конечно могу нарисовать вам кота. Я не художник, но могу попытаться. Только это будет уже не линия. Это будет кот. Линия и кот — разные вещи.
— Котенок, — уточняет Морковьева. — Не кот, а котенок, такой маленький, симпатичный. Коты, они…
— Да все равно, — качает головой Петров.
— Совсем никак, да?.. — разочарованно спрашивает Леночка.
— Петров, вы хоть дослушали бы до конца, — раздраженно говорит Недозайцев. — Не дослушали, а уже говорите «Нет».
— Я понял мысль, — не поднимая взгляда от стола, говорит Петров. — Нарисовать линию в виде котенка невозможно.
— Ну и не надо тогда, — разрешает Леночка. — А птичку тоже не получится?
Петров молча поднимает на нее взгляд и Леночка все понимает.
— Ну и не надо тогда, — снова повторяет она.
Недозайцев хлопает ладонью по столу.
— Так на чем мы остановились? Что мы делаем?
— Семь красных линий, — говорит Морковьева. — Две красным цветом, и две зеленым, и остальные прозрачным. Да? Я же правильно поняла?
— Да, — подтверждает Сидоряхин прежде, чем Петров успевает открыть рот.
Недозайцев удовлетворенно кивает.
— Вот и отлично… Ну, тогда все, коллеги?.. Расходимся?.. Еще вопросы есть?..
— Ой, — вспоминает Леночка. — У нас еще есть красный воздушный шарик! Скажите, вы можете его надуть?
— Да, кстати, — говорит Морковьева. — Давайте это тоже сразу обсудим, чтобы два раза не собираться.
— Петров, — поворачивается Недозайцев к Петрову. — Мы это можем?
— А какое отношение ко мне имеет шарик? — удивленно спрашивает Петров.
— Он красный, — поясняет Леночка.
Петров тупо молчит, подрагивая кончиками пальцев.
— Петров, — нервно переспрашивает Недозайцев. — Так вы это можете или не можете? Простой же вопрос.
— Ну, — осторожно говорит Петров, — в принципе, я конечно могу, но…
— Хорошо, — кивает Недозайцев. — Съездите к ним, надуйте. Командировочные, если потребуется, выпишем.
— Завтра можно? — спрашивает Морковьева.
— Конечно, — отвечает Недозайцев. — Я думаю, проблем не будет… Ну, теперь у нас все?.. Отлично. Продуктивно поработали… Всем спасибо и до свидания!
Петров несколько раз моргает, чтобы вернуться в объективную реальность, потом встает и медленно бредет к выходу. У самого выхода Леночка догоняет его.
— А можно еще вас попросить? — краснея, говорит Леночка. — Вы когда шарик будете надувать… Вы можете надуть его в форме котенка?..
Петров вздыхает.
— Я все могу, — говорит он. — Я могу абсолютно все. Я профессионал.

[Mrs.Unk]

Профессор по психологии Кембриджского университета как то спросил у своих учеников:

– Почему, когда люди ссорятся, они кричат?

– Потому, что теряют спокойствие,- сказал один.

– Но зачем же кричать, если другой человек находиться с тобой рядом?- спросил профессор. – Нельзя с ним говорить тихо? Зачем кричать, если ты рассержен?

Ученики предлагали свои ответы, но ни один из них не устроил профессора. В конце концов он объяснил почему это происходит:

– Когда люди недовольны друг другом и ссорятся, их сердца отдаляются. Для того чтобы покрыть это расстояние и услышать друг друга, им приходится кричать. Чем сильнее они сердятся, тем громче кричат.

– А что происходит, когда люди влюбляются? Они не кричат, напротив, говорят тихо. Потому, что их сердца находятся очень близко, и расстояние между ними совсем маленькое. А когда влюбляются еще сильнее, что происходит? – продолжал профессор. – Не говорят, а только перешептываются и становятся еще ближе в своей любви.

В конце даже перешептывание становится им не нужно. Они только смотрят друг на друга и все понимают без слов. Такое бывает, когда рядом двое любящих людей.

Так вот, когда спорите, не позволяйте вашим сердцам отдаляться друг от друга, не произносите слов, которые еще больше увеличивает расстояние между вами. Потому что может прийти день, когда расстояние станет так велико, что вы не найдете обратного пути.

[Angel_]

"Звонок для самоубийц...."
Приехали в гости знакомые из другого города.
Устроили посиделки во дворе нашего дома.
Сидим на веранде, жарим шашлык, болтаем.
Один из парней вдруг говорит: "А что это у вас у двери весит звонок для самойбийц?"
Все в ступоре. В каком смысле????
Ну он и говорит: "Вот сижу я и думаю, кем еще может быть человек, который захочет в этот звонок позвонить?
Чтобы дойти до этого звонка, человек должен открыть калитку и пройти 12 метров до двери дома по двору в котором
всегда гуляет 2-3 кавказские овчарки...." Все дружно посмеялись...

А смысл в том, что когда строился дом и не было забора звонок висел у двери на стене. Со временем поставили
забор, домофон, сам беспроводной звонок давно потерялся, а кнопка все еще висит и ждет своего самоубийцу.....