О том, что церковь и государство в России вступили в крайне причудливые отношения, говорилось давно и по многим случаям. Поводов к подобным разговорам в последнее время становилось всё больше: среди наиболее ярких - обвинительное заключение против Pussy Riot, написанное на основе постановлений церковных соборов, и сам ход процесса, всё чаще отрицающий светский характер мероприятия. А после того, как на информационных лентах появилась новость "Патриарх Кирилл освятил камень в основании храма при Академии ФСБ", корреспондент Радио Свобода не смог не обратиться к Владимиру Войновичу, автору антиутопии "Москва 2042", описывающей Московскую республику – Москореп, карикатурное тоталитарное общество, построенное на единстве госбезопасности, правящей партии и правящей же религии.
– Думали ли вы увидеть многое из того, что вы напророчили на 2042-ой год, уже в 2012 году?
– Да, всего 30 лет осталось до 42-го года... Честно говоря, не думал. Я описывал то будущее, которое - я надеялся - никогда не наступит, поскольку это была не утопия, а антиутопия. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал. У меня там правит КПГБ – Коммунистическая партия государственной безопасности, и еще там есть пятиединство: государственность, безопасность, религиозность... Я слышал не раз, что нашего патриарха, кстати, называют отец Звездоний. Но та глупость и пошлость, которая становится сейчас знаменем нашего времени – этого ожидать было невозможно. Издаются какие-то дурацкие законы, идут какие-то чудовищные суды, вот этот пресловутый суд над Pussy Riot... Это все превосходит любую, даже не написанную сатиру.
– "Москва 2042" увидела свет в 1986 году; перелом, перестройка. Сейчас многие в России говорят о грядущем переломе. Видите ли вы его?
– В 1986 году перестройка только забрезжила. Но уже тогда, при первых ее шагах, я на нее смотрел с большой надеждой. Если вернуться к роману – с тех пор я стал думать, что все-таки действительность уходит в другую сторону, и, слава богу, всё будет не так, как в моем романе. А потом смотрю - нет, какие-то вещи возвращаются как бы к моей выдумке, как будто кто-то не хочет, чтобы действительность ушла слишком далеко. Я не приписываю себе славу пророка, но какие-то вещи становятся пророческими. И 1986 год с теперешнем временем сравнивать будет неправильно, потому что начало перестройки - это начало надежд. А теперешние события ввергают в отчаянный пессимизм, когда хочется и плакать, и смеяться.
– Тогда сравним с предшествующими перестройке годами, когда вы были вынуждены покинуть Советский Союз. Чем та безнадежность отличается от нынешней?
– Та обстановка как раз внушала какие-то надежды. Я видел, что советская власть совершает такие глупости, которые обязательно приведут ее к краху или к попытке обновления – что началось как раз в середине 80-х с приходом Горбачева. Когда я уезжал в 1980 году, я все время говорил, что через пять лет начнутся радикальные перемены в Советском Союзе. Если даже я на пару лет ошибся, то это не так важно: приблизительно я оказался прав. Если строить свой оптимизм на ожидании краха, то, пожалуй, сейчас можно сказать то же самое.
– Посмотрим на пятиединство антиутопического Москорепа в наши дни: народность - есть, партийность - наполовину от предыдущей, но есть, религиозность - безусловно, госбезопасность - да, конечно; бдительность - есть. Четыре с половиной из пяти. Чего нам ожидать в дальнейшем, исходя из текста "Москвы 2042"?
– Я уже сказал, что сейчас опять наступило время, когда можно делать оптимистический прогноз на пессимистических предпосылках. Потому что сейчас все ветви власти работают в определенном ключе. Дума сочиняет какие-то законы, судебная система судит Pussy Riot, церковь работает – то есть все общественные институты и ветви власти приближают какой-то взрыв. Взрыв этот непременно будет, потому что нельзя раздражать такое большое, растущее количество людей изо дня в день. Кто-то когда-то сказал, что можно обманывать долго малое количество людей, можно недолго обманывать большое количество, но нельзя обманывать всех все время.
- Этого "кого-то" зовут Авраам Линкольн, и он едва ли имел в виду российскую практику.
– Да, у нас история показывает, что большое количество людей можно обманывать очень долго. Но сейчас глупость всех этих действий приходит в вопиющее противоречие с тем, что в стране все-таки есть некая гласность – существует Радио Свобода, есть какие-то оппозиционные издания, интернет непобедим, хоть его и пытаются урезать. И на таком фоне это все выглядит очень глупо. Голый человек выглядит естественно только в бане. Вышедший же на улицу, он достоин осмеяния или побития камнями.
– В целом, вам часто говорят "накаркал"?
– Да, говорили. И даже предлагали написать другую книгу с другим взглядом на будущее - оптимистическую. Очень похоже, что действительность пытается повторить вымысел – значит, надо вымыслить что-то оптимистическое, и тогда действительность повторит это.
– Вы прислушаетесь к этим просьбам?
– Вот сейчас закончим интервью - и примусь за работу. Напишу светлое будущее, коммунистическое, и мы в соответствии с этим... Кстати сказать, в советское время так примерно и говорили, что писатели должны изображать светлое будущее, и тогда люди будут подражать ему, и оно в конце концов наступит.
– То есть, снова засекаем четверть века – и ждем?
– Да, примерно так.
.
